"Евсей Цейтлин. Долгие беседы в ожидании счастливой смерти " - читать интересную книгу автора

Евсей Цейтлин сделал книгу о саморазрушении дара, который в
тоталитарном обществе опасен для самого творца.
Владимир Порудоминский, журнал "Вильнюс",
Литва

В своей сложной роли то ли младшего друга, то ли исповедника он (автор)
проявил себя человеком глубоким, чутким и в высшей степени деликатным. В
результате возникла эта необычная книга, неожиданно увлекательная, начав
читать которую, вы уже не сможете от нее оторваться.
Белла Залесская, "Литературные вести", Москва

...Странная, неожиданная, необычная по жанру и композиции книга. ...
Цейтлин преднамеренно лишает Йокубаса Йосаде имени, обозначая его строчной
литерой й, цитируя мимоходом Мандельштама: "Я буквой был", и как бы
подчеркивая тем самым, что, при всей неповторимости биографического рисунка,
судьба й - рядовая судьба еврейского гуманитария, вынужденного жить и
творить в советском тоталитарном государстве.
Лев Айзенштат. Народ Книги в мире книг. Еврейское книжное обозрение,
С.-Петербург

... Я открыл "Беседы..." Я до сих пор нахожусь в поле их притяжения,
этакого странного, жутковатого магнетизма... Жанр не имеет значения, когда
человек решает для себя главные проблемы бытия.
Сигитас Геда. Из послесловия к первому изданию книги. Вильнюс, 1996

...Героем книги вполне мог быть не еврейский писатель. И не писатель
вообще. Героем мог быть человек любой национальности, любой профессии,
любого возраста. Ведь автору, без сомнения, интересней всего реконструкция
человеческого сознания "при свете смерти".
Альфонсас Буконтас. Из послесловия к первому изданию книги. Вильнюс,
1996

Подобно К., герою романа Кафки "Замок", Йокубас Йосаде обозначается
автором в тексте "Долгих бесед...", как правило, только одной литерой. Она
сама по себе непроизносима - "й", она всегда маленькая, строчная, а не
прописная. Это условие физического выживания героя, знак полного растворения
его личности в тексте надчеловеческой, имперской истории.
... Книга Цейтлина... порождает смешанные и противоречивые чувства. Сам
ее жанр - странная взрывчатая смесь "Разговоров Эккермана с Гете", сочинений
Ницше ("Так говорил Заратустра"), романов Кафки и диалогов хасидских
цадиков - эклектичен, сомнителен, провокативен. Но это отнюдь не
произвольный постмодернистский "микст". Жанр "Долгих бесед..." есть
производное от судьбы и личности главного персонажа, и в каком-то смысле
необычная форма книги Цейтлина является наиболее адекватным выражением
сложной нравственно-этической и социальной ситуации в Литве (и шире - в
Восточной Европе). Ситуации, до сих пор не преодоленной окончательно и
способной быть источником новых конфликтов, новых человеческих трагедий.
Виктор Кривулин,
"Новое литературное обозрение", Москва, Также: газета "Frankfurter
Allgemeine Zeitung", Франкфурт-на-Майне, Германия