"Дики Церинг. Мой сын Далай-Лама (Рассказ матери) " - читать интересную книгу автора

она беременна, и ее освободили от обязанностей моей помощницы.
Уезжая, она плакала и говорила, что судьба Китая плачевна. Она сказала,
что мне крупно повезло, потому что я могу вернуться в Тибет, но
предупредила, что и его постигнет та же беда. Позже, когда мы уезжали в
Тибет, весь китайский персонал рыдал и просил взять их с собой. Они начали
плакать за десять дней до нашего отъезда. Даже Чжоу Эньлай прослезился,
прощаясь с нами. По всей вероятности, жизнь в Китае была воистину тяжела,
иначе они так не плакали бы.
Мы полетели из Пекина в Ланьчжоу, а там пересели на поезд в Амдо,
который китайцы называли Чинхай. На несколько дней мы остановились в
Кумбуме, где были устроены пышные церемонии. Оттуда мы поехали в Такцер -
два часа автомобилем, а дальше на лошадях, поскольку шоссейная дорога там
заканчивалась. Я слышала, что к визиту Его Святейшества жителей Цонки
заставили строить дорогу, но, когда он проезжал по ней, людей прогнали и не
разрешили им его встречать.
Цонка являла собой жалкое зрелище. Повсюду нищета, крестьяне ходили в
рваной одежде и были почти разорены. Большинство даже стыдились
разговаривать и хранили удрученное молчание. Когда в Такцер к нам приходили
гости, восемь или девять солдат стояли на страже у дверей, а один слушал
наши беседы в комнате для аудиенций. Нашим посетителям было очень трудно
говорить свободно. Прежде чем допустить ко мне, их подвергали строгому
допросу относительно целей визита и сурово наказывали, если они позволяли
себе выйти за рамки. Даже продолжительность беседы была ограничена.
Когда они входили в комнату, я спрашивала, как у них дела, и немедленно
следовал ответ: "По милости председателя Мао мы счастливы". Произнеся это,
они начинали рыдать, и слезы текли ручьем. Когда они выходили из комнаты, их
еще раз допрашивали о содержании беседы. Даже мои родственники не могли
говорить, только горестно плакали.
В каждом монастыре в специальных помещениях хранились запасы
продовольствия на несколько лет. В Кумбуме китайцы обшарили все хранилища и
все конфисковали. Они захватили все монастырские земли, и мне было ясно, что
монастырь больше не сможет обеспечивать свои нужды.
Я вернулась в родные края. Дом снесли и построили новый. Мой муж мечтал
когда-нибудь вернуться в Цонку и удалиться на покой. Он часто говорил, что,
поскольку наша семья постоянно росла, в старом доме нам не будет хватать
места, поэтому он попросил монастырь Такцер позаботиться о строительстве
нового дома. Теперь я впервые увидела его. Новый дом был втрое больше
старого, с комнатами для всех нас.
Из Такцер мы вернулись в Цонку, где пробыли три дня, а оттуда
направились через Китай в Лхасу. В Ланьчжоу, очень похожем на Цонку, мы
проезжали мимо придорожных постоялых дворов, где продавалась еда, похожая на
то, что ели у нас, в Цонке. Мне очень хотелось попробовать ее, а поскольку
китайцы не разрешали нам питаться в гостиницах, не имевших медицинского
сертификата, я тайком послала слуг в один из ресторанов, чтобы они купили
еды и спрятали ее в своих чубах. Дома я тайком наслаждалась ею.
Из Ланьчжоу мы шесть дней плыли на пароходе в Ханьчжоу. Через два дня
пути пришлось сделать остановку, так как изрядно штормило и был риск
налететь на скалы. Пароход был очень большой, вмещал триста человек, и мы
наслаждались жизнью. Из Ханьчжоу мы направились в Куньмин, расположенный на
холме, и пробыли там три дня. Покинув провинцию Сычуань, мы задержались на