"Стефан Цвейг. Незримая коллекция" - читать интересную книгу автора

если целых шестьдесят лет заниматься коллекционированием, уж непременно
откопаешь такое, что не валяется под ногами. Луиза, дай-ка мне ключ от
шкафа.
Но тут произошло нечто неожиданное: старушка, до сих пор молча стоявшая
возле мужа, с дружелюбной улыбкой прислушиваясь к нашему разговору, вдруг
умоляюще протянула ко мне руки и отрицательно затрясла головой; сперва я не
понял, что бы это значило.
Потом она подошла к мужу и, ласково взяв его за плечи, сказала:
- Герварт, ты даже не спросил гостя, есть ли у него сейчас время
осматривать коллекцию, ведь уже скоро полдень. А после обеда тебе надо часок
отдохнуть, доктор настаивает на этом. Не лучше ли будет, если ты покажешь
гравюры после обеда? А потом мы вместе выпьем кофе. Да и Анна-Мари придет к
этому времени, а она гораздо лучше меня сумеет помочь тебе.
И снова, через голову ничего не подозревающего старика, она повторила
свой настойчиво-просительный жест. Теперь я понял: старушка хотела, чтобы я
уклонился от немедленного осмотра, и я тут же изобрел отговорку, сказав, что
весьма польщен и буду рад осмотреть коллекцию, но меня ждут к обеду и я вряд
ли освобожусь до трех часов.
Старик сердито отвернулся, как обиженный ребенок, у которого отняли
любимую игрушку.
- Разумеется,- проворчал он,- господам берлинцам вечно некогда! Но
как бы то ни было, а сегодня вам придется запастись терпением, речь-то ведь
идет не о каких-нибудь трех или пяти, а о целых двадцати семи папках, и все
полнехоньки. Итак, в три часа; да смотрите не опаздывайте, иначе не успеем.
Снова его рука вытянулась в пустоту в ожидании моей.
- И вот увидите,- добавил он,- вам будет чему порадоваться, а может
быть, и позлиться; и чем больше вы будете злиться, тем больше буду
радоваться я. Ничего не поделаешь, таковы уж мы, коллекционеры: все для
себя- н ничего для других!- И он еще раз сильно тряхнул мою руку.
Старушка пошла проводить меня до двери; я уже раньше заметил, что ей не
по себе; лицо ее выражало страх и смущение. И вот уже у самой двери она
подавленно и чуть слышно пролепетала:
- Может быть... может быть, вы позволите, чтобы за вами зашла моя
дочь, Анна-Мари?.. Так было бы лучше, потому что... Ведь вы, наверное,
обедаете в гостинице?
- Пожалуйста, буду очень рад...- ответил я.
И действительно, час спустя, только я кончил обедать, в маленький
ресторан при гостинице на Рыночной площади вошла, озираясь по сторонам,
немолодая, просто одетая девушка. Я подошел к ней, представился и сказал,
что готов идти осматривать коллекцию. Она вдруг покраснела и, точно так же
смутившись, как ее мать, попросила меня сначала выслушать несколько слов.
Сразу было видно, что ей очень тяжело. Когда, стараясь пересилить смущение,
она делала попытку заговорить, краска еще ярче разливалась по ее лицу, а
пальцы нервно теребили пуговицу на платье. Но вот наконец она все-таки
начала, запинаясь на каждом слове и все больше и больше смущаясь:
- Меня послала к вам мать... Она мне все рассказала, и мы... мы... у
нас к вам большая просьба... мы хотим вас предупредить раньше, чем вы
пойдете к отцу... Отец, конечно, будет показывать вам свою коллекцию, а
она... видите ли... она уже не совсем полна. Некоторых гравюр уже нет... и,
к сожалению, очень многих...