"Стефан Цвейг. Амок" - читать интересную книгу автора

совершенно ослепленный светом, все сильнее изливавшимся на меня со всех
сторон. Мне было почти больно от этого резко белого звездного света, мне
хотелось укрыться куда-нибудь в тень, растянуться на циновке, не чувствовать
блеска на себе, а только над собой и на залитых им предметах, - так смотрят
на пейзаж из затемненной комнаты. Спотыкаясь о канаты и обходя железные
лебедки, я добрался, наконец, до бака и стал смотреть, как форштевень
рассекает мрак и расплавленный лунный свет вскипает пеной по обе стороны
лезвия. Неустанно поднимался плуг и вновь опускался, врезаясь в струящуюся
черную почву, и я ощущал всю муку побежденной стихии, всю радость земной
мощи в этой искрометной игре. И в созерцании я утратил чувство времени. Не
знаю, час ли я так простоял, или несколько минут; качание огромной колыбели
корабля унесло меня за пределы земного. Я чувствовал лишь, что мной
овладевает блаженная усталость. Мне хотелось спать, грезить, но жаль было
уходить от этих чар, спускаться в мой гроб. Бессознательно я нащупал ногой
бухту каната. Я сел, закрыл глаза, но в них все-таки проникал струившийся
отовсюду серебристый блеск. Под собой я чувствовал тихое журчание воды,
вверху - неслышный звон белого потока вселенной. И мало- помалу это журчание
наполнило все мое существо - я больше не сознавал самого себя, не отличал,
мое ли это дыхание, или биение далекого сердца корабля: я словно растворился
в этом неумолчном журчании полуночного мира.

Тихий сухой кашель послышался возле меня. Я вздрогнул и сразу очнулся
от своего опьянения. Глаза, ослепленные белым блеском, проникавшим даже
сквозь закрытые веки, с трудом открылись: как раз против меня, в тени борта,
сверкало что-то похожее на отблеск от очков; потом вспыхнула большая круглая
искра, несомненно огонек трубки. Очевидно, любуясь пеной у носа корабля и
Южным Крестом вверху, я не заметил этого соседа, неподвижно сидевшего здесь
все время. Невольно, не придя еще в себя, я сказал по-немецки: - Простите! -
О, пожалуйста... - по- немецки же ответил голос из темноты.
Не могу передать, как странно и жутко было сидеть безмолвно во мраке
возле человека, которого я не видел. Я чувствовал, что он смотрит на меня
так же напряженно, как и я на него; струящийся и мерцающий белый свет над
нами был так ярок, что каждый из нас видел в тени только контур другого. Но
мне казалось, что я слышу, как дышит этот человек и как он посасывает свою
трубку.
Молчание стало невыносимым. Охотнее всего я ушел бы, но это было бы уж
слишком резко и неучтиво. В смущении я достал папиросу. Вспыхнула спичка, и
трепетный огонек на секунду осветил наш тесный угол. За стеклами очков я
увидел чужое лицо, которого ни разу не замечал на борту - ни за обедом, ни
на палубе, - и не знаю, резнула ли мне глаза внезапная вспышка, или то была
галлюцинация, но лицо показалось мне мрачным, страшно искаженным,
нечеловеческим. Однако, прежде чем я мог отчетливо разглядеть его, темнота
опять поглотила осветившиеся на миг черты; я видел лишь контур фигуры,
темной на темном фоне, и время от времени круглое огненное кольцо трубки. Мы
оба молчали, и это молчание угнетало, как душный тропический воздух.
Наконец, я не выдержал. Вскочив на ноги, я вежливо сказал: - Спокойной
ночи!
- Спокойной ночи, - ответил из мрака хриплый, жесткий, словно
заржавленный, голос.
Я побрел, спотыкаясь о стойки и такелаж. Вдруг позади раздались шаги,