"Стефан Цвейг. Амок" - читать интересную книгу автора

Сурабайю, в город, где есть люди, и клубы, и гольф, и книги, и газеты, а -
впрочем, название не играет никакой роли - на один из глухих постов в восьми
часах езды от ближайшего города. Два-три скучных, иссохших чиновника,
несколько полуевропейцев из туземных жителей - это было все мое общество, а
кроме него вширь и вдаль только лес, плантации, заросли и болота.
Вначале еще было сносно. Я много занимался научными наблюдениями.
Однажды, когда опрокинулась машина, в которой вице-резидент совершал
инспекционную поездку, и он сломал себе ногу, я один, без всяких помощников,
сделал ему операцию - об этом много тогда говорили. Я собирал яды и оружие
туземцев, занимался множеством мелочей, лишь бы не опуститься. Но все это
оказалось возможным только до тех пор, пока во мне жила привезенная из
Европы сила; потом я завял Европейцы наскучили мне, я прервал общение с
ними, пил и отдавался думам. Мне оставалось ведь всего три года, потом я мог
выйти на пенсию, вернуться в Европу, сызнова начать жить. Собственно говоря,
я уже ровно ничего не делал и только ждал, лежал в своей берлоге и ждал. И
так я торчал бы там и по сей день, если бы не она... если бы не случилось
все это...

Голос во мраке умолк. И трубка больше не тлела. Стало так тихо, что я
опять услышал плеск воды, пенившейся под носом парохода, и отдаленный глухой
стук машины. Мне хотелось курить, но я боялся зажечь спичку, боялся резкой
вспышки огня и отсвета на его лице. Он все молчал. Я не знал, кончил ли он,
дремлет ли, или спит, таким мертвым казалось мне его молчание.
Вдруг прозвучал отрывистый, сильный удар колокола: час Он встрепенулся,
и я снова услышал звон стакана Очевидно, его рука ощупью искала виски. Стало
слышно, как он глотает, затем вдруг его голос раздался снова, но на этот раз
он заговорил более напряженно и страстно.
- Да, так вот... постойте... да, вот как это было. Сижу я там, в своей
проклятой дыре, сижу неподвижно, как паук в паутине, уже целые месяцы. Это
было как раз после ливней. Неделю за неделей дождь барабанил по крыше, ни
одна душа не заглядывала ко мне, ни один европеец; изо дня в день сидел я
дома со своими желтолицыми женщинами и своим шотландским виски. Я тогда
очень хандрил, я был просто болен Европой: когда я читал в каком-нибудь
романе про светлые улицы и белых женщин, у меня начинали дрожать пальцы. Я
не могу в точности описать вам это состояние, это особого рода тропическая
болезнь: яростная, лихорадочная и в то же время бессильная тоска по родине.
Так я сидел тогда, кажется, с географическим атласом в руках, и мечтал
о путешествиях. Вдруг раздается тревожный стук в дверь, и я увидел своего
боя и одну из женщин. Лица обоих выражают крайнее изумление. Они
докладывают, перебивая друг друга и вытаращив глаза меня спрашивает какая-то
дама, леди, белая женщина.
Я вскакиваю Я не слышал шума экипажа или автомобиля. Белая женщина
здесь, в этой глуши?
Я готов уже сбежать с лестницы, но делаю над собой усилие и
останавливаюсь. Смотрю мельком в зеркало, наскоро привожу себя немного в
порядок. Я нервничаю, чувствую беспокойство, меня мучит дурное предчувствие,
так как я не знаю никого на свете, кто по дружбе пришел бы ко мне. Наконец,
я спускаюсь вниз.
В передней ждет дама. Увидев меня, она поспешно направляется мне
навстречу. Густая дорожная вуаль закрывает ее лицо. Я хочу поздороваться с