"Стефан Цвейг. Жгучая тайна" - читать интересную книгу автора

которому он даже не смел обратиться на "ты"? Есть ли путь, есть ли
возможность выразить ему свои чувства? Все сильнее терзался он сознанием
своей незрелости, сознанием, что он еще только полчеловека, только
двенадцатилетний ребенок; никогда еще не проклинал он так бурно свой детский
возраст, никогда не испытывал такой жажды проснуться иным, таким, каким
видел себя во сне: большим и сильным, мужчиной, таким, как все взрослые.
В эти тревожные мысли вплетались первые радужные мечты о новом мире
взрослого мужчины. Эдгар, наконец, заснул, с улыбкой на устах, но спал он
беспокойно, даже во сие не забывая о завтрашнем свиданье. Боясь опоздать, он
вскочил уже в семь часов, поспешно оделся, зашел поздороваться в комнату
матери, чем очень удивил ее, так как обычно она никак не могла поднять его с
постели, и, не отвечая на ее вопросы, побежал вниз. До девяти часов он
слонялся, сгорая от нетерпения, забыв о завтраке, занятый одной мыслью - не
заставить ждать своего друга.
В половине десятого барон, наконец, неторопливо, с самым беспечным
видом спустился в вестибюль. Он, конечно, давно забыл о данном обещании, но
когда Эдгар стремительно кинулся к нему, он улыбнулся этому страстному
порыву и выразил готовность сдержать свое слово. Он взял мальчика под руку,
прошелся немного со своим юным, сияющим от счастья спутником, однако
отказался - мягко, но решительно - предпринять сейчас же совместную
прогулку. Он как будто чего-то ждал, судя по нетерпеливым взглядам, которые
он бросал на дверь. Вдруг барон насторожился. Мать Эдгара вошла в вестибюль
и, приветливо ответив на поклон барона, направилась к ним. Она одобрительно
улыбнулась, услышав о предполагаемой прогулке, о которой Эдгар не рассказал
ей, ревниво храня заветную тайну, и ответила согласием на приглашение барона
принять в ней участие.
Эдгар сразу насупился, кусая губы. Какая досада, что она вошла именно в
эту минуту! Эта прогулка всецело принадлежала ему: если он и представил
своего друга маме, то это была лишь любезность с его стороны, а уступать его
он не намерен. Заметив галантное обращение барона с матерью, он уже
испытывал нечто вроде ревности.
Они отправились на прогулку втроем, и слишком явное внимание, которое
оба взрослых спутника уделяли ребенку, укрепляло в нем опасное сознание
собственной значительности. Эдгар был почти единственным предметом их
беседы: мать с несколько преувеличенной тревогой говорила о том, какой он
бледненький и нервный, а барон, со своей стороны, возражал ей, улыбаясь, и
рассыпался в похвалах своему "другу", как он его называл. Никогда еще
мальчик не был так счастлив. Впервые ему предоставили права, которых он
всегда был лишен. Он принимал участие в разговоре, и никто не останавливал
его; он даже выражал дерзкие пожелания, и ему не влетало за это. Не
удивительно, если в нем с каждой минутой усиливалось обманчивое чувство, что
он уже взрослый. Он тешил себя мыслью, что детство уже осталось позади, как
сброшенное платье, из которого он вырос.
Во время обеда, по приглашению матери Эдгара, которая становилась все
приветливей, барон сидел за их столом. Визави превратился в соседа,
знакомый - в друга. Трио было настроено, и три голоса - женский, мужской и
детский - звучали в полной гармонии.

Атака