"Стефан Цвейг. Жгучая тайна" - читать интересную книгу автора

рукав, быстро и взволнованно что- то шепча ей и кивая на барона... Она,
краснея и смущаясь, пожурила его за слишком шумное поведение, но была
вынуждена, уступая настойчивому желанию мальчика, взглянуть в сторону
барона, который немедленно воспользовался этим и отвесил почтительный
поклон. Итак - знакомство состоялось. Ей пришлось ответить на его поклон, но
затем она нагнулась над тарелкой и в течение всего обеда больше ни разу не
посмотрела на него. Иначе держал себя Эдгар, который все время поглядывал на
барона и раз даже попытался заговорить с ним через стол, но это было уже
явное неприличие, и мать строго остановила его. После обеда, когда она
велела ему идти спать, он стал шептаться с ней, видимо горячо упрашивая ее,
и, наконец, получил разрешение подойти к соседнему столику и проститься со
своим другом. Барон сказал ему несколько ласковых слов, от чего глаза
мальчика опять заблестели, и минуты две поболтал с ним. Потом барон встал и,
повернувшись изящным движением к соседке, поздравил несколько смущенную мать
с таким умным, развитым сыном, упомянул об удовольствии, которое доставила
ему утренняя прогулка, - Эдгар стоял тут же, весь красный от гордости и
счастья, - и в заключение стал расспрашивать о его здоровье так заботливо и
подробно, что она не могла не отвечать. Незаметно завязалась продолжительная
беседа, к которой мальчик прислушивался почти благоговейно, сияя от счастья.
Барон представился, и ему показалось, что его имя и титул польстили ее
тщеславию. Во всяком случае она была очень любезна с ним, хотя и сдержанна,
и даже рано простилась, под предлогом, что мальчику пора спать.
Эдгар попытался протестовать, горячо уверяя, что он ничуть не устал и
готов просидеть хоть всю ночь, но мать уже протянула барону руку; тот
почтительно приложился к ней.
Мальчик плохо спал эту ночь. В его детской душе радость боролась с
отчаянием. Что-то новое вошло сегодня в его жизнь. Впервые он приобщился к
жизни взрослых. В полусне он забывал свой возраст, и ему казалось, что он и
сам - уже не мальчик. Он рос одиноким, болезненным ребенком, друзей у него
было мало. Для утоления потребности в ласке он мог обращаться только к
родителям, которые мало им интересовались, да к прислуге. Силу вспыхнувшего
чувства нельзя измерять только непосредственным поводом к нему, не принимая
во внимание той мрачной полосы тоски и одиночества, которая предваряет все
большие события в жизни сердца. Эдгара давно томил тяжелый груз
нерастраченных чувств, и теперь он очертя голову бросился в объятия первому,
кто показался ему достойным любви. Он лежал в темноте, взволнованный,
счастливый; ему хотелось смеяться, но из глаз текли слезы, ибо он любил
этого человека, как никогда не любил ни друга, ни отца, ни матери, ни даже
бога. Всем своим детским, неискушенным сердцем тянулся он к тому, чье имя
впервые узнал два часа тому назад.
Но мальчик он был неглупый, и его не смущала неожиданность этой
странной дружбы. Мучило его другое: сознание своей ничтожности. "Достоин ли
я его, я, двенадцатилетний мальчишка, который должен ходить в школу,
которого раньше всех посылают спать? - спрашивал он себя. - Чем я могу быть
для него, что я могу ему дать?" Именно это чувство неполноценности, бессилие
проявить свою любовь приводило его в отчаяние. Обычно, полюбив кого-нибудь
из товарищей, он прежде всего делился с ним сокровищами, припрятанными в
парте: камушками или марками, но все эти детские пустячки, еще вчера
казавшиеся ему бесценными, теперь сразу поблекли, потускнели и потеряли
всякую прелесть в его глазах. Мог ли он предложить их своему новому другу, к