"Стефан Цвейг. Диккенс" - читать интересную книгу автора

все их дурные инстинкты, малокровны. Эта английская ложь, отрицающая
полнокровность чувств, сидит в его произведениях как гангрена; косоглазое
лицемерие, видящее только то, что оно желает видеть, отводит чуткий взгляд
Диккенса от реальной действительности. Англия времен королевы Виктории
помешала Диккенсу осуществить его сокровенное желание написать подлинно
трагический роман. И она бы совсем затянула художника вниз, в свою сытую
посредственность, где в цепких объятиях популярности он стал бы адвокатом
ходячей морали, не будь для него открыт иной мир, в котором могло спасаться
его творческое вдохновение, не обладай он серебряными крыльями, что
возносили его над душной сферой утилитарности, - своим радостным и почти
неземным юмором.
Единственно радостный, алкионически свободный край, куда не проникает
английский туман, - это мир детства. Английское лицемерие глушит
человеческие чувства и подчиняет взрослого своей власти, а дети еще
беззаботно, словно в раю, предаются своим чувствам; это еще не англичане, а
лишь маленькие яркие завязи цветов человеческих; дымовая завеса лицемерия
еще не бросает тени на их пестрый мир.
И здесь, где Диккенс мог творить свободно, где ему не мешала совесть
английского буржуа, он создал бессмертные вещи. Годы детства в его романах -
неподражаемо прекрасны; я думаю, что в мировой литературе никогда не
затеряются эти детские образы, эти веселые и серьезные эпизоды, что
случаются на заре жизни. Кто сможет забыть одиссею маленькой Нелл, забыть,
как она, простая и нежная, уходит со своим старым дедушкой из дыма и мрака
больших городов в пробуждающуюся зелень полей, среди всех тревог и
опасностей невозмутимо, до самой смерти сохраняя свою ангельскую улыбку.
Это по-настоящему трогательно, без тени сентиментальности, и
затрагивает самые подлинные, самые живые человеческие чувства. Вот Трэддлз,
толстый мальчишка в тесных штанах, который забывает боль побоев, увлеченный
рисованием скелетов; вот Кит, наипреданнейший из преданных; маленький
Никклби и затем этот, то и дело возвращающийся на страницы романов
хорошенький, "очень маленький и не очень-то обласканный мальчик" - сам
Чарльз Диккенс, писатель, обессмертивший радости и печали своего детства,
как никто другой.
Все снова и снова рассказывал он об этом униженном, одиноком,
запуганном, мечтательном мальчике, которого родители сделали сиротой; и
здесь его пафос вызывает настоящие слезы, звонкий голос становится
полнозвучным, как колокол. Этот хоровод детских образов в романах Диккенса
невозможно забыть. Смех и слезы, великое и смешное сливаются здесь в
сплошную радугу; сентиментальное и возвышенное, трагическое и комическое,
правда и поэзия примиряются и образуют нечто новое и небывалое. Здесь он
преодолевает английское, преходящее, здесь Диккенс беспредельно велик и
несравненен. И если ставить ему памятник, то надо окружить его бронзовую
статую мраморным хороводом детей - он был их отцом, защитником, братом. Он
всей душой любил их как самое чистое проявление сущности человека.
Желая внушить чувство симпатии к своим героям, он наделял их детскими
чертами. Ради маленьких он любил и тех, кто не был ребенком, но впал в
детство - слабоумных и душевнобольных.
В каждом из его романов есть один из этих кротких безумцев, бедные,
растерянные мысли которых парят, словно белые птицы, высоко над юдолью забот
и печали, для которых жизнь - не тяжкий труд и сложная задача, а лишь