"Стефан Цвейг. Диккенс" - читать интересную книгу автора

блаженная, непонятная, но красивая игра. Трогательно видеть, как он
изображает этих людей. Прикасаясь к ним осторожно, как к больным, он венчает
их ореолом большой доброты. Они для него - блаженные, навеки оставшиеся в
раю детства, потому что детство в произведениях Диккенса - это рай. Когда я
читаю романы Диккенса, мне всегда становится грустно и боязно, по мере того
как дети в них подрастают; я знаю, постепенно исчезает самое сладостное,
самое безвозвратное, поэзия скоро смешается с условностями, чистая правда -
с английской ложью. В глубине души он, кажется, и сам испытывает это чувство
и потому с большой неохотой выпускает своих любимцев в жизнь. Он никогда не
сопровождает их до зрелого возраста, когда они становятся обыкновенными
торгашами и лавочниками; он прощается с ними, проведя их через все опасности
до священных врат брака, в зеркальную гавань тихого существования. А ту, что
была ему всех милей в этой пестрой. веренице, малютку Нелл,[15] и Вильгельму
Раабе,
Духовные запросы, как и литературные, могут меняться, но пока в людях
будет жить жажда веселья, когда в моменты покоя засыпает воля к жизни и в
душе только ласково колышется ощущение жизни, когда самым желанным на свете
становится безмятежное мелодичное волнение сердца, - в эти моменты люди в
Англии и во всем мире будут тянуться к этим неповторимым книгам.
Это земное, даже слишком земное творчество таит в себе солнечную
энергию, оно светит и греет - в этом его величие и бессмертие. О великих
произведениях искусства следует судить не только по их внутренней
напряженности, не только по тому человеку, который стоит за ними, но также
по их распространенности и силе их воздействия на людей. И о Диккенсе, как
ни о ком другом из писателей девятнадцатого века, мы вправе сказать: он
приумножил радость мира. В миллионах глаз, смотревших в его книги, блестели
слезы; в груди сотен и сотен людей, где отцвели или заглохли цветы веселья,
он их снова взрастил - его влияние вышло далеко за пределы литературы.
Находились богатые люди, которые, прочитав о братьях Чирибл,
одумывались и основывали благотворительные учреждения; жестокосердные бывали
тронуты; детям - это достоверно известно - после выхода "Оливера Твиста"
стали подавать больше милостыни, правительство взялось за улучшение приютов
для бедных и стало контролировать частные школы.
Благодаря Диккенсу в Англии стало больше жалости и сочувствия друг к
другу, смягчились судьбы многих и многих бедняков и неудачников. Я знаю, что
такие чрезвычайные последствия не имеют ничего общего с эстетической оценкой
художественного произведения, но они важны как свидетельство того, что
каждое подлинно великое произведение, выходя за пределы мира фантазии, где
творческая воля художника может свободно придать событиям любой поворот,
преобразует и реальную действительность. Преобразует реальное, зримое, а
затем и самую температуру восприятия чувств.
Диккенс - в отличие от писателей, которые взывали об утешении и
сострадании, - приумножил веселье и радость своих современников, заставив
кровь быстрее струиться в их жилах. В мире стало светлее с того дня, когда
юный парламентский стенограф взялся за перо, чтобы писать о людях и их
судьбах. Он спас для своего времени радость, а для будущих поколений веселый
нрав old merry England,[17] Англии между наполеоновскими войнами и
империализмом. Много лет спустя люди все еще будут оглядываться на этот,
ставший уже старомодным мир с его странными, исчезнувшими профессиями, давно
растолченными в ступе индустриализма, и, быть может, заглядятся на эту