"Энн Маршалл Цвек. Жена ловеласа " - читать интересную книгу автора

сопровождались гусиным гоготом. Из мягкого гусиного пуха с гусиных шей мать
делала подушки и одеяла, приносившие семье дополнительный доход.
Помимо этого, они каждый год забивали свинью, причем даже щеки и ножки
шли в дело - на холодец или на салями, которую заготавливали в огромных
количествах. Весь год семья питалась мясом одной свиньи. Иногда, в особых
случаях, мама жарила гуся. "О, мадам даже не представляет, каким ароматным и
вкусным был этот гусь, с поджаристой хрустящей корочкой и сочной мякотью!"
При воспоминании о гусе у Золтана увлажнились глаза. А еще его мать готовила
самые лучшие в мире галушки: проталкивала тесто через отверстия в
специальном керамическом блюде, откуда они падали в кипяток. О, какой
потрясающей поварихой она была! Отца же он едва помнил. Тот слишком
злоупотреблял "палинкой" из слив и абрикосов, которую собственноручно
готовил в ванне, и однажды ночью замерз в снегу, упав по дороге в уборную.
Единственным отчетливым воспоминанием Золтана об отце был его громоподобный
храп - он был слышен даже через стену, разделявшую спальню родителей и
кухню, где они с братом спали у печки.
После смерти матери братья продали дом, зарезали всех гусей, и Золтан
вместе с женой перебрался в Будапешт. Он стал мастером на все руки, трудился
на нескольких работах, но денег все равно не хватало, и скромный образ
жизни, который им приходилось вести, вызывал большое недовольство жены.
- Я и не подозревала, что ты женат! - удивилась Мэгги.
Золтан закурил и глубоко втянул дым.
- Я десять лет был женат, - сообщил он, - на прекрасной девушке,
которую знал с самого детства. Она не любила деревню, а попав в Будапешт,
стала... как бы это сказать... сумасбродной. Постоянно покупала новую
одежду, туфли на каблуках. Мужчины оборачивались ей вслед. Наверное, их
внимание вскружило ей голову. Я долго ни о чем не догадывался, а однажды
пришел домой и застал их... - Золтан яростно стряхнул пепел с кончика
сигареты и глотнул вина. - Видите, мадам, не вы одна...
Мэгги долго не могла забыть мрачную интонацию, с которой он произнес
последнюю фразу.
Они переночевали в маленькой придорожной гостинице, где-то в районе
Центрального Французского массива.[28] Утром решили выехать пораньше. Мэгги
меланхолично созерцала проплывавшие мимо ряды тополей с побеленными
стволами, напоминавшими ноги скаковых лошадей.
- Золтан, - обратилась она к сидевшему за рулем водителю, погруженному
в молчание. - Скажи, какая она, эта Дельфина?
Он шумно переключил передачу и передвинул зубочистку, которую задумчиво
жевал, в другую сторону рта.
- Стерва.
- Стерва? - изумилась Мэгги.
- Заносчивая, очень высокого мнения о себе - как многие французы. Она
никогда не здоровалась, садясь в машину, и всегда сильно хлопала дверцей.
Мэгги молча обдумывала радостную весть, свалившуюся на нее. Эта модель
совершенства, с ее умением готовить cassoulets и clafoutis,[29] с развитым
интеллектом, эрудицией и тонким вкусом, с точеным станом и в кимоно -
стерва? Мэгги ощутила прилив тепла, которое мягко заструилось по телу, будто
горячий шоколад по поверхности ванильного мороженого. Так и задремала в
обнимку с этой сладостной мыслью, а проснулась уже на окраине Парижа.
Она забронировала два номера в гостинице на левом берегу Сены, где они