"Эрнест Цветков. Мастер самопознания (тренинг управления судьбой) " - читать интересную книгу автора

предохранения себя от них, я предоставил себя во власть моей судьбы". И
дальше: "Вы боитесь, что меня убьют на войне? Я чувствую, как что-то толкает
меня к цели, которую я и сам не знаю. Как только я достигну ее и стану
бесполезен, атома будет достаточно, чтобы меня уничтожить. Но до того все
человеческие усилия ничего со мной не сделают - все равно, в Париже или в
армии". Вот вам и его ставшая притчей во языцех храбрость и
целеустремленность - "...что-то толкает меня к цели, которую я и сам не
знаю".
Нет, его бесстрашие - не бесстрашие человеческое и его упорство - не
упорство человеческое. Подобно тому как он живет во сне и яви одновременно,
он одновременно обитает в мире этом и мире потустороннем! Только часть его
жизни психологически мотивирована, а потому объяснима. Для объяснения же
другой части средства человеческой психологии не подходят.
В сражении под Арсеном император преподал своим солдатам небольшой урок
своего отношения к жизни и смерти. В мясорубке битвы один снаряд упал перед
самым фронтоном колонны. Люди шарахнулись назад. И тогда Наполеон шпорами
заставил приблизиться свою лошадь к дымящемуся снаряду и остановил ее над
ним. Бомба взорвалась, и лошадь повалилась с распоротым и изуродованным
брюхом. Через некоторое время сквозь клубы дыма и пыли появился невредимый
Наполеон, пересел на другую лощадь и спокойно поскакал к другим позициям.
Отважный человек тот, кто способен перебороть свой страх. Наполеону нет
необходимости перебарывать свой страх, потому что он не может его
испытывать. Он знает, что Судьба даже его не ведет, а несет на руках.
"Мария-Луиза была необычайно удивлена, - рассказывал Наполеон, - когда
она увидела, как мало мер безопасности я принимаю против возможных покушений
на меня. Когда она увидела, что у меня во дворце нет часовых, что они стоят
только на улице, что всюду двери открыты, что в моей спальне нет ни ружей,
ни пистолетов, она воскликнула: "Вы не принимаете и половину тех мер, какие
принимает мой отец". - "Я слишком фаталист, - ответил Бонапарт, - чтобы
принимать меры против покушений на мою жизнь"".
Этот свой фатализм и веру в неотвратимое влияние рока он сумел внушить
и своим солдатам. Он вызывал восхищение, но еще больше - любовь. И эта
любовь доходила до почти обожествления. Прошедшие сквозь огонь и воду,
закаленные вояки "не умели отличить его от Сына Божьего". "Холодно тебе, мой
друг?" - спросил Наполеон старого гренадера, шедшего рядом с ним на
Березине, в двадцатиградусный мороз. "Нет, государь, когда я на Вас смотрю,
мне тепло!" - ответил тот. В него были влюблены одинаково и женщины и
мужчины. И такую любовь к себе не мог вызвать просто человек, ибо любившие
его мужчины вовсе не были гомосексуалистами. И сила его внушения значительно
превосходила силу человеческую: "Очи колдуна, пронизывающие голову", - так
отозвался о нем Ипполит Тэн, известный историк и публицист XIX века. Совсем
в другом месте другой человек, не имеющий ничего общего с просвещенным
царедворцем, - бельгийский крестьянин, оказавшийся проводником Наполеона на
поле Ватерлоо, высказался столь же определенно и не менее образно: "Если бы
даже лицо его было циферблатом часов, духу не хватило бы взглянуть, который
час".
Сам император связывал силу магии с силой внушения. Сама его душа была
магией. Примером тому может послужить хотя бы известный эпизод ареста
Наполеона. Английские адмиралы, которые должны были отвезти Наполеона на
остров Святой Елены, были приняты им в каюте. Император оставался неподвижен