"Марина Цветаева. Поэт о критике" - читать интересную книгу автора

Так, воочию, опрокидывается общее место: в стихах все позволено. Нет,
именно в стихах - ничего. В частной жизни - все.

Паразитизм славы. Так, в царстве растительном: власть- дуб, слава-плющ.
В царстве животном: слава - куртизанка, почиющая на лаврах воина.
Бесплатное, хоть и приятное, приложение.

Слава - некое Дионисиево ухо, наставленное на мир, гомерическое: qu'en
dira-t-on*? Оглядка, ослышка маниака. (Смесь маний: величия и
преследования.) ______________________ * Что об этом скажут (фр.)

Два примера беспримесного славолюбия: Нерон и Герострат. Оба - маниаки.
Сопоставление с поэтом. Герострат, чтобы прославить свое имя, сжигает
храм. Поэт, чтобы прославить храм, сжигает себя.
Высшая слава (эпос), то есть высшая сила - безымянна.
Есть у Гете изречение: "Не нужно было бы писать ни единой строки, не
рассчитывающей на миллионы читателей".
Да, но не нужно торопить этих миллионов, приурочивать их именно к этому
десятилетию или веку.
"Не нужно было бы..." Но, очевидно, нужно (было). Скорее похоже на
рецепт для других, чем для себя. Блистательный пример того же Фауста,
непонятого современниками и разгадываемого вот уже сто лет. "Ich der
Jahrtausenden lebe..."* Гете. Эккерман. ______________________ *"Я, живущий
в тысячелетьях" (нем.).

Что прекрасного в славе? Слово.

VI РАЗНОВИДНОСТИ КРИТИКОВ


Обратимся к критику-профессионалу. Здесь различаемы три особи.
Первый - частый - критик -constateur (удостоверитель), критик
выжидатель, удостоверяющий вещь лишь по свершении ее, критик с десятилетней
давностью. Если истинный критик - пророк, то этот - пророк- назад. Критик
-post- factum, частый и честный, это вся честная (ибо есть и другая)
читательская толща. Америк не открывает, в ребенке мастера не узнает, на
небежавшую лошадь (новичка) не ставит, от текущей современности
воздерживается и грубо не промахивается.
Культурный читатель.
Но есть другой читатель - некультурный. Читатель - масса, читатель -
понаслышке, с такой давностью post-factum, что Надсона в 1925 г. считает
современником, а 60-летнего Бальмонта - подающим надежды юнцом.
Отличительная черта такого читателя- неразборчивость, отсутствие
Orientirungssinn*. Так, говоря "модернизм", мешает в одну кашу и Бальмонта,
и Вертинского, и Пастернака, не отличая ни постепенности, ни ценности, ни
места, созданного и занимаемого поэтом, и покрывая все это непонятным для
себя словом "декаденты". (Я бы "декадент" вела от декады, десятилетия. У
каждого десятилетия - свои "декаденты"! Впрочем, тогда было бы "декадисты"
или "декадцы".) Такой читатель все, что позже Надсона, называет
декадентством, и всему, что позже Надсона, противопоставляет Пушкина. Почему