"Ирина Цыпина. Наваждение " - читать интересную книгу автора

колониальная опустошенность - все уже давно забыто и отцвело, все исчезло
на других берегах реки Леты; все превратилось в тлен, прах, призрак...
Но море, как и тогда, тысячелетия назад, пенилось и бурлило в тусклом
фонарном свете ночи, источало горький колдовской запах водорослей, йода,
рыбы и звало, притягивало, манило. В некогда шумном порту сонно
покачивались на причале забытые яхты, хозяева которых изредка выходят в
море. Заброшенные дома, в которых давно никто не живет, пустыми глазницами
выбитых окон смотрели, как незрячие, вдаль и кричали о помощи, искали своих
обитателей, покинувших их, предавших навсегда. Ночью город-фантом был пуст
и безмолвен. Но по каким-то неуловимым знакам Лунгин скорее чувствовал, чем
понимал, что ночная жизнь, непонятная и чужая притаилась где-то совсем
рядом.
Ну почему он согласился? Почему подчинился чужой воле? Почему вместе с
Валеркой крадется сейчас в этой неприятной пугающей тишине, вместо того,
чтобы пойти в гостиничный ночной бар, выпить легкий коктейль и послушать
какой-нибудь красивый джазовый блюз ?
А тем временем на некоторых яхтах зажглись разноцветные лампочки,
заискрились бенгальские огни, полилась томная музыка. Ночь, нежная и
влажная, словно зазывала все новых гостей своего недолгого праздника,
длиною в несколько предрассветных часов, когда слова и звуки обретают свой
потаенный смысл, в котором столько мудрости и глубины, но только до
рассвета, до первого бледного солнечного луча, который бесжалостно
уничтожает эту изменчивую гармонию и оставляет нам выцветшую, простенькую
картинку нашей реальности такой непохожей на исчезнувший праздник.
С верхней палубы одной из яхт доносился забытый романс Вертинского с
его неожиданным и старомодным русским, грассирующим на французский манер:
-- А я пил горькое пиво
Улыбаясь глубиной души.
Так редко поют красиво
В нашей земной глуши...

-- Красиво...,
подумал Лунгин и его сразу так спонтанно потянуло на эту нарядную
ярко-выкрашенную в желтый цвет яхту с гордым названием "Глория", где
слушают русские романсы и где, наверное, говорят по-русски. Не
сговариваясь, друзья не раздумывая, запрыгнули на борт яхты и оказались в
морском ресторанчике, качающемся на прибрежных волнах.
У входа за инкрустированной стойкой бара их встречал крепкий, очень
смуглый парень в белой капитанской фуражке и тельняшке. Он курил крепчайшую
кубинскую сигару и улыбался посетителям открытой, белозубой улыбкой,
приглашая на изысканную трапезу из экзотических морских яств, с самыми
лучшими винами и напитками на Побережье.

Лунгин и Максимов решили подняться на верхнюю палубу, на звуки музыки.
Они поднимались довольно долго по крутой винтовой лестнице, но когда вышли
на палубу с удивлением заметили, что там никого нет, кроме немолодого
господина в очках, одиноко сидящего за круглым столом и читающего газету.
На палубе гостеприимно сверкали ослепительно-белыми кружевными скатертями
нарядные столики без посетителей. Еще на столиках стояли букеты каких-то
незнакомых желтых цветов, похожих на засушенные цветы из гербария и в