"Шелли Такер. Навсегда с ним " - читать интересную книгу автора

дорогая, но ведь твои доктора говорили, что ты теперь совсем здорова! Они же
обещали, что приступы не будут повторяться".
Ее родным придется вызвать людей в белых халатах. Или как их там
называют во Франции.
Селина попыталась представить, как выглядят во Франции смирительные
рубашки. Наверняка отлично скроенные, подумала она, и эта мысль вдруг
рассмешила ее. Возможно, даже с ярлычком Луи Виттона или с золотыми
пуговицами с логотипом "Шанель".
Ну почему она не осталась дома? У себя в студии на берегу озера
Мичиган? Со своими работами, со своей коллекцией античных безделушек, со
своими кошками. И со своей тайной. Она снова попыталась убедить себя, что
здесь она в безопасности. Ничто и никто не причинит ей боль в Лафонтене,
родовом замке ее семьи, на окраине небольшого французского городка к северу
от Парижа. Замок был ее любимым местом. Здесь прошло детство, здесь она
проводила летние каникулы. В ожидании рождественских и новогодних
праздников, когда в Лафонтене собиралась вся семья, сердце ее всегда
радостно трепетало.
В своей жизни она пропустила всего один такой вечер, в прошлом году,
когда находилась в больнице. После беды, которая с ней случилась из-за Ли.
О несчастье поспешили сообщить многие газеты.
К терзавшему ее страху теперь добавилась боль от нахлынувших на нее
воспоминаний. А воспоминания о Ли были самыми мучительными. Селина напрягла
все свои силы, чтобы загнать мысли о нем в самые дальние уголки сознания.
Она сама настояла на своем приезде сюда, несмотря на протесты врачей.
Ею двигало не только желание порадовать семью, но и надежда обрести душевный
покой.
Увы, все оказалось бесполезным, как она ни старалась. Ее продолжали
преследовать приступы необъяснимого, всепоглощающего страха. Врачи называли
это "неблагоприятными побочными эффектами", хотя и обещали, что частота и
интенсивность приступов постепенно сойдут на нет.
Прошел уже год, а что изменилось? Иногда она целыми неделями оставалась
спокойной, и хотелось верить, что все позади. Но ужас, который стал ее тенью
после той жуткой декабрьской ночи, вновь возвращался. И негде было
спрятаться от него.
Селина попыталась изобразить на лице безмятежную улыбку и взглянула на
часы: тонкие золотые стрелки, несмотря ни на что, продолжали свое неспешное
путешествие по усыпанному бриллиантами циферблату. Четверть двенадцатого.
Через сорок пять минут наступит полночь. Слава Богу! Она чокнется с гостями,
поцелует родственников, найдет дядю Эдуарда и тетю Патрицию, чтобы
извиниться за свой уход. И останется одна. "Успокойся, успокойся,
успокойся", - твердила она себе. Врачи прописали ей транквилизаторы, но она
категорически отказалась принимать их. Избавившись от одной напасти, она
оказалась бы в плену другой, еще более тяжелой. Селина не представляла себя
одной из этих все время взвинченных, живущих на валиуме женщин, которых она,
к сожалению, часто встречала.
Она всегда ненавидела лекарства, и полтора месяца, проведенные в
больнице, окончательно отвратили ее от всего, что связано с медициной, - от
сестер, наркоза, уколов, электрокардиограмм и больше всего от физиотерапии.
Селина поднесла бокал к губам и отпила шампанского, словно пытаясь
протолкнуть комок страха, который перехватил ей горло. Надо успокоиться.