"Ольга Туманова. Шутка" - читать интересную книгу автора

Но не пошатнувшийся пьедестал признанных поэтов поверг Катю в грусть -
за коротеньким абзацем письма стояла другая жизнь Володи, и в той жизни была
девушка, из-за которой все мужчины стали подлецами.
А почему он согласен с ней, с Катей? Неужели ее игривую болтовню об
аспиранте, недовольство его поведением Володя воспринял как революционную
классовую ненависть ко всему мужскому полу?
Никто и никогда не видел в письмах Кати такого грандиозного подтекста,
какой каждый раз открывался Володе.
Но что стало с девушкой? Ее прельстили? Обольстили? Завлекли? "Увели" у
Володи и бросили? Кто? Его друг? однокурсник? неведомый соперник? признанный
красавец курса? Эта кукла (ну, конечно же, кукла, безмозглая: полетела за
внешностью, за фантиком, не утруждая себя заглянуть вовнутрь: конфета ли там
шоколадная или дешевая карамелька), чем она прельстилась? Фразой, оброненной
небрежно? громкой цитатой? свободой жестов? наглостью взора? Ясно, не
глубиной мозгов и сердца, раз Володя именует ее избранника подлецом.
Катино воображение вмиг нарисовало и тонкую ранимую душу Володи, и его
доброту, и деликатность, и наглость знакомого незнакомца, который, как
Курагин, охмурил девушку головокружительной неизвестностью и
упоительно-невозможной сладостью греха. Видно, не слишком та девушка
избалована вниманием, если так легко... Впрочем, возможно нелегко. Да и где
гарантия от хмеля, один неосторожный глоток, другой и...
Трудно сказать, чего в грустном Катином раздумье было больше: обиды за
преданного Володю, непонятого, неоцененного по достоинству, или
растерянности от открытия, что у Володи есть другая жизнь, не только химия,
тренировки и письма к Кате. Жизнь, о которой она, Катя, не знает ничего,
которая течет параллельно с их знакомством, и в той жизни - разговоры со
всевозможными знакомыми, которые (и разговоры, и знакомые) неведомы Кате. И
приятели, и неприятели, и девушки (и назойливые, и интересные), и вечера, и
воскресные дни, и телефонные разговоры далеко за полночь, приглушенные,
оттененные говором репродуктора или музыкой проигрывателя. И звонки у
входной двери. И ожидание звонков...
А письма от Володи приходили все чаще и с каждым разом становились все
длиннее.
"Катя, быть всегда со всеми самим собой никто никогда не заставит,
может, я думаю и делаю неправильно, попробуйте - убедите. Лично я им быть не
могу. Гораздо удобней: надел на себя марку пижонистого парня, развязные тон,
шуточки - не надо даже думать, как шутить, есть заготовленные штампы. Почему
даже перед людьми, которые мне почему-либо не нравятся, я должен обнажать
всю свою душу? Нет, им хватит этого "мелкого пижона", как Вы выразились".
Невероятно, чтобы Володя, степенный, серьезный, с вдумчивым взглядом,
вел себя как дежурный, так поднадоевший Кате фигляр. Володя, безусловно,
наговаривает на себя, но - зачем? с какой целью?
"Знаете, Катя, возможно, я делаю это зря, но делаю неплохо. На днях
девушка, с которой мы учимся в одной группе уже четвертый год, сказала:
"Знаешь, Володя, а ведь я тебя совсем не знаю". А с Вами я не старался
маскироваться. Мы только знакомимся, я почти не знаю, что Вы за человек,
зачем бы я так поступил?
Можете обозвать меня хамелеоном или еще как-нибудь, не обижусь".
Конечно, лестно, что она, Катя, как бы исключение, одна из немногих, а,
может быть, и единственная, кому можно открыть свое второе, скрытое от мира