"Юлия Туманова. Богинями мы были и остались " - читать интересную книгу автора

свою полную готовность с ней согласиться, словом, мы друг друга поняли.
Потом долго прощались в прихожей.
- Это, в конце концов, невежливо, - яростным шепотом выговаривала мне
мама, пока Матвей Петрович шнуровал ботинки, - могла хотя бы дождаться, пока
он сам не уйдет.
- От этого дождешься, - вздохнула я, - уж очень он на меня пялился...
- Понравилась, значит, - обрадовалась мама, - может, ты его пригласишь
куда-нибудь? Наедине-то вам попроще будет, вдруг он тебе все-таки глянется?
- Тише, мам, - я покосилась на потную лысину Матвея Петровича, который
все еще пыхтел, обуваясь, - разве тебе самой это не противно?
- Глупая ты, Марина, - обиделась мама, - дожидайся свое Горе, мыкайся.
Потом мне не жалуйся, что он тебя замуж не берет!
- Спасибо, Мариночка, за чудесный вечер, - поднялся наконец повар, -
желаю вам хорошенько отдохнуть после работы. Кстати, может быть, подождать,
пока вы соберетесь, у меня машина во дворе.
- Не надо, - стараясь говорить спокойно, отказалась я, - мне нужно
бумаги найти, созвониться кое с кем, это надолго.
- Я мог бы подождать. - Матвей Петрович выразительно посмотрел на маму,
намекая, что она здесь лишняя.
Но моя родительница все-таки была здравомыслящим человеком, к тому же
хорошо меня знала и по выражению моего лица поняла, что сейчас может
случиться непоправимое.
- Пойдемте, Матвей Петрович, пойдемте, Мариночка, когда работает,
просто ничего вокруг не замечает. Вам надо будет встретиться попозже, да,
Мариночка?
- Да, мамочка! Да!
- Давайте договоримся, когда и где, - предложил "жених", озаряясь
улыбкой.
Я почувствовала, что терпение мое кончается, и готова была ударить
этого балбеса прямо по лысине фирменной маминой сумкой. Но тот вовремя
одумался и проговорил:
- Впрочем, я вам позвоню, ведь мы оба занятые люди, не будем нарушать
планы друг друга, верно?
Я только кивнула. Когда наконец дверь за ними закрылась, я устало
опустилась на краешек кресла в прихожей и стала ждать звонка от моего
Горюшки.
Он все не звонил, и я от нечего делать вспоминала продолжение нашего
знакомства - как мы словно во сне вместе вышли из моего двора, как молча
бродили по мостовой с отблесками заката, как вернулись за полночь к моему
дому, а потом, поднявшись выпить у меня чаю, обнаружили гневную мамину
записку и долго смеялись. Я рассказала Егору о своих "женихах", о детстве
гадкого утенка и юности прекрасного лебедя, а потом слушала его байки о
путешествиях. Он был фотографом, очень талантливым, судя по его снимкам,
которые я увидела позже в огромных количествах. Если бы не вспыльчивость и
затянувшийся юношеский максимализм, Егор зарабатывал бы бешеные деньги. Но
он со смехом рассказывал, как срывались выгодные контракты из-за его
ужасного характера, казалось, это было бравадой, но я чувствовала нечто
большее. У него были свои принципы, подчас мне непонятные, но вызывающие
кроме досады еще и уважение. К утру я была уже влюблена по уши и, сознаюсь,
первое время, когда боялась, что он внезапно исчезнет навсегда, старалась