"Юрий Тупицын. Красные журавли" - читать интересную книгу автора

Миусов - за высокий профессионализм и принципиальность в разговорах между
собой пилоты иногда величают его Железным Ником, - можно быть спокойным:
он, точно по волшебству, угадывает те кризисные моменты, когда летчик
нуждается в его помощи и подсказке.
- Понял, двести тридцать пятому курс триста сорок, - ответил Гирин и с
некоторой лихостью, с хорошим креном, но очень координирование вывел
самолет на новый курс, выбранный для обхода опасного облака. Теперь оно
неторопливо-торжественно проплывало по левому борту в ощутимой близости. С
этой дистанции было хорошо видно, что невинное белоснежное одеяние,
делавшее облако похожим на гору сливочного крема, всего лишь камуфляж,
маска, нечто вроде ослепительной доброй улыбки на холодном лице
расчетливого и жестокого бизнесмена. Мутно серая облачная утроба кипела и
ярилась, ее прерывистое мощное дыхание все больше тревожило машину.
Самолет болтало все сильнее и резче, размашистые броски вверх и вниз
сочетались с тряской; казалось, великан-невидимка то гневно раскачивал
самолет, то принимался в ярости колотить по его обшивке своими пудовыми
кулаками. И все-таки Гирину, который весьма дорожил своим пилотским
реноме, удавалось держать самолет в жесткой узде и вести его почти по
ниточке. Ивасик оценил его старания.
- Молодца, шикарно режимишь.
- Как учили! - живо откликнулся Александр, в глубине души очень
довольный: уж кто-кто, а опытный штурман хорошо знал, что "мертво"
выдержать прямую на заданном режиме ничуть не легче, чем загнуть лихой
иммельман или закрутить бочку. За весь полет Ивасик обронил всего две или
три фразы, уж такой у него был обычай: "Считай, что меня в кабине нет, и
действуй самостоятельно". Он умел довериться чужим рукам, терпеть до
последнего и не надоедать мелочными подсказками; за это редкое качество
пилоты прощали ему многое.
- Двести тридцать пятый, - послышался в шлемофоне голос Миусова, -
разворот влево на сто тридцать, курс двести десять, посадка с рубежа.
- Двести тридцать пятый понял, курс двести десять, посадка с рубежа.
Выполнив разворот, Гирин убедился, что Миусов принял, пожалуй,
единственное разумное решение: вывел самолет на свободное пространство
вразрез между двумя облаками. Кучево-дождевое облако стало понемногу
удаляться, смягчилась болтанка, Александр вздохнул свободнее и размял
плечи, чувствуя, как липнет майка к взмокшей спине. Нелегок хлеб пилота! И
в этот самый момент всплеск жгучего пламени ослепил Гирина и швырнул его в
небытие.



2

Очнувшись, Гирин испугался: машина резко кабрировала с правым креном,
теряя скорость: еще две-три секунды, и самолет непременно свалился бы на
крыло. Действуя чисто автоматически, Александр прибавил двигателю обороты,
убрал правый крен и привел самолет к горизонту. Выполняя эти нехитрые
операции, Гирин насторожился - с самолетом творилось что-то неладное.
Секундой позже он понял, в чем дело: приборная доска была полумертвой. Не
горели сигнальные лампы и табло, застыло в неподвижности большинство