"Иван Сергеевич Тургенев. Уездный лекарь (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

Ну, со временем обтерпишься, ничего. Умер человек - не твоя вина: ты по
правилам поступал. А то вот что еще мучительно бывает: видишь доверие к тебе
слепое, а сам чувствуешь, что не в состоянии помочь. Вот именно такое
доверие все семейство Александры Андреевны ко мне возымело: и думать
позабыли, что у них дочь в опасности. Я их тоже, с своей стороны, уверяю,
что ничего, дескать, а у самого душа в пятки уходит. К довершению несчастия,
такая подошла распутица, что за лекарством по целым дням, бывало, кучер
ездит. А я из комнаты больной не выхожу, оторваться не могу, разные, знаете,
смешные анекдотцы рассказываю, в карты с ней играю. Ночи просиживаю.
Старушка меня со слезами благодарит; а я про себя думаю: "Не стою я твоей
благодарности". Признаюсь вам откровенно - теперь не для чего скрываться -
влюбился я в мою больную. И Александра Андреевна ко мне привязалась: никого,
бывало, к себе в комнату, кроме меня, не пускает. Начнет со мной
разговаривать, - расспрашивает меня, где я учился, как живу, кто мои родные,
к кому я езжу? И чувствую я, что не след ей разговаривать; а запретить ей,
решительно этак, знаете, запретить - не могу. Схвачу, бывало, себя за
голову: "Что ты делаешь, разбойник?.." А то возьмет меня за руку и держит,
глядит на меня, долго, долго глядит, отвернется, вздохнет и скажет: "Какой
вы добрый!" Руки у ней такие горячие, глаза большие, томные. "Да, - говорит,
- вы добрый, вы хороший человек, вы не то, что наши соседи... нет, вы не
такой, вы не такой... Как это я до сих пор вас не знала!" - "Александра
Андреевна, успокойтесь, - говорю... - я, поверьте, чувствую, я не знаю, чем
заслужил... только вы успокойтесь, ради Бога, успокоитесь... все хорошо
будет, выбудете здоровы". А между тем, должен я вам сказать, - прибавил
лекарь, нагнувшись вперед и подняв кверху брови, - что с соседями они мало
водились оттого, что мелкие им не под стать приходились, а с богатыми
гордость запрещала знаться. Я вам говорю: чрезвычайно образованное было
семейство, - так мне, знаете, и лестно было. Из одних моих рук лекарство
принимала... приподнимется, бедняжка, с моею помощью примет я взглянет на
меня... сердце у меня так и покатится. А между тем ей все хуже становилось,
все хуже: умрет, думаю, непременно умрет. Поверите ли, хоть самому в гроб
ложиться; а тут мать, сестры наблюдают, в глаза мне смотрят... и доверие
проходит. "Что? Как?" - "Ничего-с, ничего-с!" А какое ничего-с, ум мешается.
Вот-с, сижу я однажды ночью, один опять, возле больной. Девка тут тоже сидит
и храпит во всю ивановскую... Ну, с несчастной девки взыскать нельзя:
затормошилась и она. Александра-то Андреевна весьма нехорошо себя весь вечер
чувствовала; жар ее замучил. До самой полуночи все металась; наконец словно
заснула; по крайней мере, не шевелится, лежит. Лампада в углу перед образом
горит. Я сижу, знаете, потупился, дремлю тоже. Вдруг, словно меня кто под
бок толкнул, обернулся я... Господи, Боже мой! Александра Андреевна во все
глаза на меня глядит... губы раскрыты, щеки так и горят. "Что с вами?" -
"Доктор, ведь я умру?" - "Помилуй Бог!" - "Нет, доктор, нет, пожалуйста, не
говорите мне, что я буду жива... не говорите... если б вы знали...
послушайте, ради Бога не скрывайте от меня моего положения! - А сама так
скоро дышит. - Если я буду знать наверное, что я умереть должна... я вам
тогда всё скажу, всё!" - "Александра Андреевна, помилуйте!" - "Послушайте,
ведь я не спала нисколько, я давно на вас гляжу... ради Бога... я вам верю,
вы человек добрый, вы честный человек, заклинаю вас всем, что есть святого
на свете, - скажите мне правду! Если б вы знали, как это для меня важно...
Доктор, ради Бога скажите, я в опасности?" - "Что я вам скажу, Александра