"Иван Сергеевич Тургенев. Однодворец Овсянников (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

Овсяников вздохнул.
- Кого ж вы там видали?
- А многих вельмож видел, и всяк их видел; жили открыто, на славу и
удивление. Только до покойного графа Алексея Григорьевича Орлова-Чесменского
не доходил ни один. Алексея-то Григорьевича я видал часто; дядя мой у него
дворецким служил. Изволил граф жить у Калужских ворот, на Шаболовке. Вот был
вельможа! Такой осанки, такого привета милостивого вообразить невозможно и
рассказать нельзя. Рост один чего стоил, сила, взгляд! Пока не знаешь его,
не войдешь к нему - боишься точно, робеешь; а войдешь - словно солнышко тебя
пригреет, и весь повеселеешь. Каждого человека до своей особы допускал и до
всего охотник был. На бегу сам правил и со всяким гонялся; и никогда не
обгонит сразу, не обидит, не оборвет, а разве под самый конец переедет; и
такой ласковый - противника утешит, коня его похвалит. Голубей гурманов
держал первейшего сорта. Выйдет, бывало, на двор, сядет в кресла и прикажет
голубков поднять; а кругом, на крышах, люди стоят с ружьями против ястребов.
К ногам графа большой серебряный таз поставят с водой; он и смотрит в воду
на голубков. Убогие, нищие сотнями на его хлебе живали... и сколько денег он
передавал! А рассердится - словно гром прогремит. Страху много, а плакаться
не на что: смотришь - уж и улыбается. Пир задаст - Москву споит!.. И ведь
умница был какой! Ведь турку-то он побил. Бороться тоже любил; силачей к
нему из Тулы возили, из Харькова, из Тамбова, отовсюду. Кого поборет -
наградит; а коли кто его поборет - задарит вовсе и в губы поцелует... А то,
в бытность мою в Москве, затеял садку такую, какой на Руси не бывало: всех
как есть охотников со всего царства к себе в гости пригласил и день
назначил, и три месяца сроку дал. Вот и собрались. Навезли собак, егерей -
ну, войско наехало, как есть войско! Сперва попировали как следует, а там и
отправились за заставу. Народу сбежалось тьма-тьмущая!.. И что вы думаете?..
Ведь вашего дедушки собака всех обскакала.
- Не Миловидка ли? - спросил я.
- Миловидка, Миловидка... Вот граф его и начал упрашивать: "Продай мне,
дескать, твою собаку: возьми что хочешь". - "Нет, граф, говорит, я не купец:
тряпицы ненужной не продам, а из чести хоть жену готов уступить, только не
Миловидку... Скорее себя самого в полон отдам". И Алексей Григорьевич его
похвалил: "Люблю", - говорит. Дедушка-то ваш ее назад в карете повез; а как
умерла Миловидка, с музыкой в саду ее похоронил - псицу похоронил и камень с
надписью над псицей поставил.
- Ведь вот Алексей Григорьевич не обижал же никого, - заметил я.
- Да оно всегда так бывает: кто сам мелко плавает, тот и задирает.
- А что за человек был этот Бауш? - спросил я после некоторого
молчания.
- Как же это вы про Миловидку слыхали, а про Бауша нет?.. Это был
главный ловчий и доезжачий вашего дедушки. Дедушка-то ваш его любил не
меньше Миловидки. Отчаянный был человек, и что бы ваш дед ни приказал -
мигом исполнит, хоть на нож полезет... И как порскал - так стон в лесу,
бывало, и стоит. А то вдруг заупрямится, слезет с коня и ляжет... И как
только перестали собаки слышать его голос - кончено! Горячий след бросят, не
погонят ни за какие благи. И-их, ваш дедушка рассердится! "Жив быть не хочу,
коли не повешу бездельника! Наизнанку антихриста выворочу! Пятки душегубцу
сквозь горло протащу!" А кончится тем, что пошлет узнать, чего ему надобно,
отчего не порскает? И Бауш в таких случаях обыкновенно потребует вина,