"Иван Сергеевич Тургенев. Льгов (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

охотник Владимир поглядывал на него с презрительной улыбкой.
- Глупый человек-с, - промолвил он, когда тот ушел, - совершенно
необразованный человек, мужик-с, больше ничего-с. Дворовым человеком его
назвать нельзя-с... и все хвастал-с... Где ж ему быть актером-с, сами
извольте рассудить-с! Напрасно изволили беспокоиться, изволили с ним
разговаривать-с!
Через четверть часа мы уже сидели в дощанике Сучка. (Собак мы оставили
в избе под надзором кучера Иегудиила.) Нам не очень было ловко, но охотники
народ неразборчивый. У тупого, заднего конца стоял Сучок и "пихался"; мы с
Владимиром сидели на перекладине лодки; Ермолай поместился спереди, у самого
носа. Несмотря на паклю, вода скоро появилась у нас под ногами. К счастью,
погода была тихая, и пруд словно заснул.
Мы плыли довольно медленно. Старик с трудом выдергивал из вязкой тины
свой длинный шест, весь перепутанный зелеными нитями подводных трав;
сплошные, круглые листья болотных лилий тоже мешали ходу нашей лодки.
Наконец мы добрались до тростников, и пошла потеха. Утки шумно поднимались,
"срывались" с пруда, испуганные нашим неожиданным появлением в их владениях,
выстрела дружно раздавались вслед за ними, и весело было видеть, как эти
кургузые птицы кувыркались на воздухе, тяжко шлепались об воду. Всех
подстреленных уток мы, конечно, не достали: легко подраненные ныряли; иные,
убитые наповал, падали в такой густой майер, что даже рысьи глазки Ермолая
не могли открыть их; но все-таки к обеду лодка наша через край наполнилась
дичью.
Владимир, к великому утешению Ермолая, стрелял вовсе не отлично и после
каждого неудачного выстрела удивлялся, осматривал и продувал ружье,
недоумевал и, наконец, излагал нам причину, почему он промахнулся. Ермолай
стрелял, как всегда, победоносно, я - довольно плохо, по обыкновению. Сучок
посматривал на нас глазами человека, смолоду состоявшего на барской службе,
изредка кричал: "Вон, вон еще утица!" - и то и дело почесывал спину - не
руками, а приведенными в движение плечами. Погода стояла прекрасная: белые
круглые облака высоко и тихо неслись над нами, ясно отражаясь в воде;
тростник шушукал кругом; пруд местами, как сталь, сверкал на солнце. Мы
собирались вернуться в село, как вдруг с нами случилось довольно неприятное
происшествие.
Мы уже давно могли заметить, что вода к нам понемногу все набиралась в
дощаник. Владимиру было поручено выбрасывать ее вон посредством ковша,
похищенного, на всякий случай, моим предусмотрительным охотником у
зазевавшейся бабы. Дело шло как следовало, пока Владимир не забывал своей
обязанности. Но к концу охоты, словно на прощанье, утки стали подниматься
такими стадами, что мы едва успевали заряжать ружья. В пылу перестрелки мы
не обращали внимания на состояние нашего дощаника, - как вдруг, от сильного
движения Ермолая (он старался достать убитую птицу и всем телом налег на
край), наше ветхое судно наклонилось, зачерпнулось и торжественно пошло ко
дну, к счастью, не на глубоком месте. Мы вскрикнули, но уже было поздно:
через мгновенье мы стояли в воде по горло, окруженные всплывшими телами
мертвых уток. Теперь я без хохота вспомнить не могу испуганных и бледных лиц
моих товарищей (вероятно, и мое лицо не отличалось тогда румянцем); но в ту
минуту, признаюсь, мне и в голову не приходило смеяться. Каждый из нас
держал свое ружье над головой, и Сучок, должно быть, по привычке подражать
господам, поднял шест свой кверху. Первый нарушил молчание Ермолай.