"Иван Сергеевич Тургенев. Касьян с Красивой Мечи (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

- Знаю.
- Ну, он умер. Мы сейчас его гроб повстречали.
Касьян вздрогнул.
- Умер? - проговорил он и потупился.
- Да, умер. Что ж ты его не вылечил, а? Ведь ты, говорят, лечишь, ты
лекарка.
Мой кучер видимо потешался, глумился над стариком.
- А это твоя телега, что ли? - прибавил он, указывая на нее плечом.
- Моя.
- Ну, телега... телега! - повторил он и, взяв ее за оглобли, чуть не
опрокинул кверху дном... - Телега!.. А на чем же вы на ссечки поедете?.. В
эти оглобли нашу лошадь не впряжешь: наши лошади большие, а это что такое?
- А не знаю, - отвечал Касьян, - на чем вы поедете; разве вот на этом
животике, - прибавил он со вздохом.
- На этом-то? - подхватил Ерофей и, подойдя к Касьяновой клячонке,
презрительно ткнул ее третьим пальцем правой руки в шею. - Ишь, - прибавил
он с укоризной, - заснула, ворона!
Я попросил Ерофея заложить ее поскорей. Мне самому захотелось съездить
с Касьяном на ссечки: там часто водятся тетерева. Когда уже тележка была
совсем готова, и я кое-как вместе с своей собакой уже уместился на ее
покоробленном лубочном дне, и Касьян, сжавшись в комочек и с прежним унылым
выражением на лице, тоже сидел на передней грядке, - Ерофей подошел ко мне и
с таинственным видом прошептал:
- И хорошо сделали, батюшка, что с ним поехали. Ведь он такой, ведь он
юродивец, и прозвище-то ему: Блоха. Я не знаю, как вы понять-то его могли...
Я хотел было заметить Ерофею, что до сих пор Касьян мне казался весьма
рассудительным человеком, но кучер мой тотчас продолжал тем же голосом:
- Вы только смотрите, того, туда ли он вас привезет. Да ось-то сами
извольте выбрать: поздоровее ось извольте взять... А что, Блоха, - прибавил
он громко, - что, у вас хлебушком можно разжиться?
- Поищи, может, найдется, - отвечал Касьян, дернул вожжами, и мы
покатили.
Лошадка его, к истинному моему удивлению, бежала очень недурно. В
течение всей дороги Касьян сохранял упорное молчание и на мои вопросы
отвечал отрывисто и нехотя. Мы скоро доехали до ссечек, а там добрались и до
конторы, высокой избы, одиноко стоявшей над небольшим оврагом, на скорую
руку перехваченным плотиной и превращенным в пруд. Я нашел в этой конторе
двух молодых купеческих приказчиков, с белыми, как снег, зубами, сладкими
глазами, сладкой и бойкой речью и сладкоплутоватой улыбочкой, сторговал у
них ось и отправился на ссечки. Я думал, что Касьян останется при лошади,
будет дожидаться меня, но он вдруг подошел ко мне.
- А что, пташек стрелять идешь? - заговорил он, - а?
- Да, если найду.
- Я пойду с тобой... Можно?
- Можно, можно.
И мы пошли. Вырубленного места было всего с версту. Я, признаюсь,
больше глядел на Касьяна, чем на свою собаку. Недаром его прозвали Блохой.
Его черная, ничем не прикрытая головка (впрочем, его волосы могли заменить
любую шапку) так и мелькала в кустах. Он ходил необыкновенно проворно и
словно все подпрыгивал на ходу, беспрестанно нагибался, срывал какие-то