"Иван Сергеевич Тургенев. Касьян с Красивой Мечи (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

травки, совал их за пазуху, бормотал себе что-то под нос и все поглядывал на
меня и на мою собаку, да таким пытливым, странным взглядом. В низких кустах,
"в мелочах", и на осечках часто держатся маленькие серые птички, которые то
и дело перемещаются с деревца на деревцо и посвистывают, внезапно ныряя на
лету. Касьян их передразнивал, перекликался с ними; поршок* полетел,
чиликая, у него из-под ног - он зачиликал ему вслед; жаворонок стал
спускаться над ним, трепеща крылами и звонко распевая, - Касьян подхватил
его песенку. Со мной он все не заговаривал...
______________
* Молодой перепел. (Прим. И.С.Тургенева.)

Погода была прекрасная, еще прекраснее, чем прежде; но жара все не
унималась. По ясному небу едва-едва неслись высокие и редкие облака,
изжелта-белые, как весенний запоздалый снег, плоские и продолговатые, как
опустившиеся паруса. Их узорчатые края, пушистые и легкие, как хлопчатая
бумага, медленно, но видимо изменялись с каждым мгновением; они таяли, эти
облака, и от них не падало тени. Мы долго бродили с Касьяном по ссечкам.
Молодые отпрыски, еще не успевшие вытянуться выше аршина, окружали своими
тонкими, гладкими стебельками почерневшие, низкие пни; круглые губчатые
наросты с серыми каймами, те самые наросты, из которых вываривают трут,
лепились к этим пням; земляника пускала по ним свои розовые усики; грибы тут
же тесно сидели семьями. Ноги беспрестанно путались и цеплялись в длинной
траве, пресыщенной горячим солнцем; всюду рябило в глазах от резкого
металлического сверкания молодых, красноватых листьев на деревцах; всюду
пестрели голубые гроздья журавлиного гороху, золотые чашечки куриной
слепоты, наполовину лиловые, наполовину желтые цветы ивана-да-марьи;
кое-где, возле заброшенных дорожек, на которых следы колес обозначались
полосами красной мелкой травки, возвышались кучки дров, потемневших от ветра
и дождя, сложенные саженями; слабая тень падала от них косыми
четвероугольниками, - другой тени не было нигде. Легкий ветерок то
просыпался, то утихал: подует вдруг прямо в лицо и как будто разыграется, -
все весело зашумит, закивает и задвижется кругом, грациозно закачаются
гибкие концы папоротников, - обрадуешься ему... но вот уж он опять замер, и
все опять стихло. Одни кузнечики дружно трещат, словно озлобленные, - и
утомителен этот непрестанный, кислый и сухой звук. Он идет к неотступному
жару полудня; он словно рожден им, словно вызван им из раскаленной земли.
Не наткнувшись ни на один выводок, дошли мы наконец до новых ссечек.
Там недавно срубленные осины печально тянулись по земле, придавив собою и
траву, и мелкий кустарник; на иных листья, еще зеленые, но уже мертвые, вяло
свешивались с неподвижных веток; на других они уже засохли и покоробились.
От свежих золотисто-белых щепок, грудами лежавших около ярко-влажных пней,
веяло особенным, чрезвычайно приятным, горьким запахом. Вдали, ближе к роще,
глухо стучали топоры, и по временам, торжественно и тихо, словно кланяясь и
расширяя руки, спускалось кудрявое дерево...
Долго не находил я никакой дичи; наконец из широкого дубового куста,
насквозь проросшего полынью, полетел коростель. Я ударил; он перевернулся на
воздухе и упал. Услышав выстрел, Касьян быстро закрыл глаза рукой и не
шевельнулся, пока я не зарядил ружья и не поднял коростеля. Когда же я
отправился далее, он подошел к месту, где упала убитая птица, нагнулся к
траве, на которую брызнуло несколько капель крови, покачал головой, пугливо