"Иван Сергеевич Тургенев. Записки охотника " - читать интересную книгу автора

недель после вторичной присылки, он попросил в третий раз, будто на краски
для портрета, заказанного ему княгиней Тертерешеневой. Татьяна Борисовна
отказала. "В таком случае, - написал он ей, - я намерен приехать к вам в
деревню для поправления моего здоровья". И действительно, в мае месяце того
же года Андрюша вернулся в Малые Брыки.
Татьяна Борисовна сначала его не узнала. По письму его она ждала
человека болезненного и худого, а увидела малого плечистого, толстого, с
лицом широким и красным, с курчавыми и жирными волосами. Тоненький и
бледненький Андрюша превратился в дюжего Андрея Иванова Беловзорова. Не одна
наружность в нем изменилась. Щепетильную застенчивость, осторожность и
опрятность прежних лет заменило небрежное молодечество, неряшество
нестерпимое; он на ходу качался вправо и влево, бросался в кресла, обрушался
на стол, разваливался, зевал во все горло; с теткой, с людьми обращался
дерзко. Я, дескать, художник, вольный казак! Знай наших! Бывало, по целым
дням кисти в руки не берет; найдет на него так называемое вдохновенье -
ломается словно с похмелья, тяжело, неловко, шумно; грубой краской
разгорятся щеки, глаза посоловеют; пустится толковать о своем таланте, о
своих успехах, о том, как он развивается, идет вперед... На деле же
оказалось, что способностей его чуть-чуть хватало на сносные портретики.
Невежда он был круглый, ни чего не читал, да и на что художнику читать?
Природа, свобода, поэзия - вот его стихии. Знай потряхивай кудрями да
заливайся соловьем, да затягивайся Жуковым взасос! Хороша русская удаль, да
немногим она к лицу; а бездарные Полежаевы второй руки невыносимы. Зажился
наш Андрей Иваныч у тетушки: даровой хлеб, видно, по вкусу пришелся. На
гостей нагонял он тоску смертельную. Сядет, бывало, за фортопьяны (у Татьяны
Борисовны и фортопьяны водились) и начнет одним пальцем отыскивать "Тройку
удалую"; аккорды берет, стучит по клавишам; по целым часам мучительно
завывает романсы Варламова: "Уединенная сосна", или: "Нет, доктор, нет, не
приходи", а у самого глаза заплыли жиром и щеки лоснятся, как барабан... А
то вдруг грянет: "Уймитесь, волнения страсти"... Татьяна Борисовна так и
вздрогнет.
- Удивительное дело, - заметила она мне однажды, - какие нынче все
песни сочиняют, отчаянные какие-то; в мое время иначе сочиняли: и печальные
песни были, а все приятно было слушать... Например:

Приди, приди ко мне на луг,
Где жду тебя напрасно;
Приди, приди ко мне на луг,
Где слезы лью всечасно...
Увы, придешь ко мне на луг,
Но будет поздно, милый друг!

Татьяна Борисовна лукаво улыбнулась.
"Я стра-ажду, я стра-ажду", - завыл в соседней комнате племянник.
- Полно тебе, Андрюша.
"Душа изнывает в разлу-уке", - продолжал неугомонный певец.
Татьяна Борисовна покачала головой.
- Ох, уж эти мне художники!..
С того времени прошел год. Беловзоров до сих пор живет у тетушки и все
собирается в Петербург. Он в деревне стал поперек себя толще. Тетка - кто бы