"Иван Сергеевич Тургенев. Записки охотника " - читать интересную книгу автора

Там недавно срубленные осины печально тянулись по земле, придавив собою и
траву, и мелкий кустарник; на иных листья, еще зеленые, но уже мертвые, вяло
свешивались с неподвижных веток; на других они уже засохли и покоробились.
От свежих золотисто-белых щепок, грудами лежавших около ярко-влажных пней,
веяло особенным, чрезвычайно приятным, горьким запахом. Вдали, ближе к роще,
глухо стучали топоры, и по временам, торжественно и тихо, словно кланяясь и
расширяя руки, спускалось кудрявое дерево...
Долго не находил я никакой дичи; наконец из широкого дубового куста,
насквозь проросшего полынью, полетел коростель. Я ударил; он перевернулся на
воздухе и упал. Услышав выстрел, Касьян быстро закрыл глаза рукой и не
шевельнулся, пока я не зарядил ружья и не поднял коростеля. Когда же я
отправился далее, он подошел к месту, где упала убитая птица, нагнулся к
траве, на которую брызнуло несколько капель крови, покачал головой, пугливо
взглянул на меня... Я слышал после, как он шептал: "Грех!.. Ах, вот это
грех!"
Жара заставила нас наконец войти в рощу. Я бросился под высокий куст
орешника, над которым молодой, стройный клен красиво раскинул свои легкие
ветки. Касьян присел на толстый конец срубленной березы. Я глядел на него.
Листья слабо колебались в вышине, и их жидко-зеленоватые тени тихо скользили
взад и вперед по его тщедушному телу, кое-как закутанному в темный армяк, по
его маленькому лицу. Он не поднимал головы. Наскучив его безмолвием, я лег
на спину и начал любоваться мирной игрой перепутанных листьев на далеком
светлом небе. Удивительно приятное занятие лежать на спине в лесу и глядеть
вверх! Вам кажется, что вы смотрите в бездонное море, что оно широко
расстилается под вами, что деревья не поднимаются от земли, но, словно корни
огромных растений, спускаются, отвесно падают в те стеклянно-ясные волны;
листья на деревьях то сквозят изумрудами, то сгущаются в золотистую, почти
черную зелень. Где-нибудь далеко-далеко, оканчивая собою тонкую ветку,
неподвижно стоит отдельный листок на голубом клочке прозрачного неба, и
рядом с ним качается другой, напоминая своим движением игру рыбьего плеса,
как будто движение то самовольное и не производится ветром. Волшебными
подводными островами тихо наплывают и тихо проходят белые круглые облака, и
вот вдруг все это море, этот лучезарный воздух, эти ветки и листья, облитые
солнцем, - все заструится, задрожит беглым блеском, и поднимется свежее,
трепещущее лепетанье, похожее на бесконечный мелкий плеск внезапно
набежавшей зыби. Вы не двигаетесь - вы глядите: и нельзя выразить словами,
как радостно, и тихо, и сладко становится на сердце. Вы глядите: та
глубокая, чистая лазурь возбуждает на устах ваших улыбку, невинную, как она
сама, как облака по небу, и как будто вместе с ними медлительной вереницей
проходят по душе счастливые воспоминания, и все вам кажется, что взор ваш
уходит дальше и дальше и тянет вас самих за собой в ту спокойную, сияющую
бездну, и невозможно оторваться от этой вышины, от этой глубины...
- Барин, а барин! - промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом.
Я с удивлением приподнялся; до сих пор он едва отвечал на мои вопросы,
а то вдруг сам заговорил.
- Что тебе? - спросил я.
- Ну, для чего ты пташку убил? - начал он, глядя мне прямо в лицо.
- Как для чего? Коростель - это дичь: его есть можно.
- Не для того ты убил его, барин: станешь ты его есть! Ты его для
потехи своей убил.