"Иван Сергеевич Тургенев. Записки охотника " - читать интересную книгу автора

деревне не нашел, водопой для лошадей был плохой. Мы выехали. С
неудовольствием, выражавшимся даже на его затылке, сидел он на козлах и
страх желал заговорить со мной, но, в ожидании первого моего вопроса,
ограничивался легким ворчаньем вполголоса и поучительными, а иногда
язвительными речами, обращенными к лошадям. "Деревня! - бормотал он, - а еще
деревня! Спросил хошь квасу - и квасу нет... Ах ты, Господи! А вода - просто
тьфу! (Он плюнул вслух.) Ни огурцов, ни квасу - ничего. Ну ты, - прибавил он
громко, обращаясь к правой пристяжной, - я тебя знаю, потворница этакая!
Любишь себе потворствовать небось... (И он ударил ее кнутом.) Совсем
отлукавилась лошадь, а ведь какой прежде согласный был живот... Ну-ну,
оглядывайся!.."
- Скажи, пожалуйста, Ерофей, - заговорил я, - что за человек этот
Касьян?
Ерофей не скоро мне отвечал: он вообще человек был обдумывающий и
неторопливый; но я тотчас мог догадаться, что мой вопрос его развеселил и
успокоил.
- Блоха-то? - заговорил он наконец, передернув вожжами. - Чудной
человек: как есть юродивец, такого чудного человека и нескоро найдешь
другого. Ведь, например, ведь он ни дать ни взять наш вот саврасый: от рук
отбился тоже... от работы, то есть. Ну, конечно, что он за работник, - в чем
душа держится, - ну, а все-таки... Ведь он сызмальства так. Сперва он со
дядьями со своими в извоз ходил: они у него были троечные; ну, а потом,
знать, наскучило - бросил. Стал дома жить, да и дома-то не усиживался: такой
беспокойный, - уж точно блоха. Барин ему попался, спасибо, добрый - не
принуждал. Вот он так с тех пор все и болтается, что овца беспредельная. И
ведь такой удивительный, Бог его знает: то молчит, как пень, то вдруг
заговорит, - а что заговорит, Бог его знает. Разве это манер? Это не манер.
Несообразный человек, как есть. Поет, однако, хорошо. Этак важно - ничего,
ничего.
- А что, он лечит, точно?
- Какое лечит!.. Ну, где ему! Таковский он человек. Меня, однако, от
золотухи вылечил... Где ему! глупый человек, как есть, - прибавил он,
помолчав.
- Ты его давно знаешь?
- Давно. Мы им по Сычовке соседи, на Красивой-то на Мечи.
- А что эта, нам в лесу попалась девушка, Аннушка, что, она ему родня?
Ерофей посмотрел на меня через плечо и осклабился во весь рот.
- Хе!.. да, сродни. Она сирота; матери у ней нету, да и неизвестно, кто
ее мать-то была. Ну, а должно быть, что сродственница: больно на него
смахивает... Ну, живет у него. Вострая девка, неча сказать; хорошая девка, и
он, старый, в ней души не чает: девка хорошая. Да ведь он, вы вот не
поверите, а ведь он, пожалуй, Аннушку-то свою грамоте учить вздумает. Ей-ей,
от него это станется: уж такой он человек неабнакавенный. Непостоянный
такой, несоразмерный даже... Э-э-э! - вдруг перервал самого себя мой кучер
и, остановив лошадей, нагнулся набок и принялся нюхать воздух. - Никак,
гарью пахнет? Так и есть! Уж эти мне новые оси... А, кажется, на что
мазал... Пойти водицы добыть: вот кстати и прудик.
И Ерофей медлительно слез с облучка, отвязал ведерку, пошел к пруду и,
вернувшись, не без удовольствия слушал, как шипела втулка колеса, внезапно
охваченная водою... Раз шесть приходилось ему на каких-нибудь десяти верстах