"Иван Сергеевич Тургенев. Записки охотника " - читать интересную книгу автора

глядел зорко и пристально в глаза барину, отвечал складно и дельно. Мы
вместе с ним отправились на гумно. Софронов сын, трехаршинный староста, по
всем признакам человек весьма глупый, также пошел за нами, да еще
присоединился к нам земский Федосеич, отставной солдат с огромными усами и
престранным выражением лица: точно он весьма давно тому назад чему-то
необыкновенно удивился да с тех пор уж и не пришел в себя. Мы осмотрели
гумно, ригу, овины, сараи, ветряную мельницу, скотный двор, зеленя,
конопляники; все было действительно в отличном порядке, одни унылые лица
мужиков приводили меня в некоторое недоумение. Кроме полезного, Софрон
заботился еще о приятном: все канавы обсадили ракитником, между скирдами на
гумне дорожки провел и песочком посыпал, на ветряной мельнице устроил флюгер
в виде медведя с разинутой пастью и красным языком, к кирпичному скотному
двору прилепил нечто вроде греческого фронтона и под фронтоном белилами
надписал: "Пастроен вселе Шипилофке втысеча восем Сод саракавом году. Сей
скотный дфор". - Аркадий Павлыч разнежился совершенно, пустился излагать мне
на французском языке выгоды оброчного состоянья, причем, однако, заметил,
что барщина для помещиков выгоднее, - да мало ли чего нет!.. Начал давать
бурмистру советы, как сажать картофель, как для скотины корм заготовлять и
пр. Софрон выслушивал барскую речь со вниманием, иногда возражал, но уже не
величал Аркадия Павлыча ни отцом, ни милостивцем и все напирал на то, что
земли-де у них маловато, прикупить бы не мешало. "Что ж, купите, - говорил
Аркадий Павлыч, - на мое имя, я не прочь". На эти слова Софрон не отвечал
ничего, только бороду поглаживал. "Однако теперь бы не мешало съездить в
лес", - заметил г-н Пеночкин. Тотчас привели нам верховых лошадей; мы
поехали в лес, или, как у нас говорится, в "заказ". В этом "заказе" нашли мы
глушь и дичь страшную, за что Аркадий Павлыч похвалил Софрона и потрепал его
по плечу. Г-н Пеночкин придерживался насчет лесоводства русских понятий и
тут же рассказал мне презабавный, по его словам, случай, как один
шутник-помещик вразумил своего лесника, выдрав у него около половины бороды,
в доказательство того, что от подрубки лес гуще не вырастает... Впрочем, в
других отношениях и Софрон и Аркадий Павлыч - оба не чуждались нововведений.
По возвращении в деревню бурмистр повел нас посмотреть веялку, недавно
выписанную им из Москвы. Веялка, точно, действовала хорошо, но если бы
Софрон знал, какая неприятность ожидала и его и барина на этой последней
прогулке, он, вероятно, остался бы с нами дома.
Вот что случилось. Выходя из сарая, увидали мы следующее зрелище. В
нескольких шагах от двери, подле грязной лужи, в которой беззаботно
плескались три утки, стояло на коленках два мужика: один - старик лет
шестидесяти, другой - малый лет двадцати, оба в замашных заплатанных
рубахах, на босу ногу и подпоясанные веревками. Земский Федосеич усердно
хлопотал около них и, вероятно, успел бы уговорить их удалиться, если б мы
замешкались в сарае, но, увидев нас, он вытянулся в струнку и замер на
месте. Тут же стоял староста с разинутым ртом и недоумевающими кулаками.
Аркадий Павлыч нахмурился, закусил губу и подошел к просителям. Оба молча
поклонились ему в ноги.
- Что вам надобно? о чем вы просите? - спросил он строгим голосом и
несколько в нос. (Мужики взглянули друг на друга и словечка не промолвили,
только прищурились, словно от солнца, да поскорей дышать стали.)
- Ну, что же? - продолжал Аркадий Павлыч и тотчас же обратился к
Софрону. - Из какой семьи?