"Иван Сергеевич Тургенев. Записки охотника " - читать интересную книгу автора

- А тебя кто спрашивает, а? Тебя не спрашивают, так ты молчи... Это что
такое? Молчать, говорят тебе! молчать!.. Ах, Боже мой! да это просто бунт.
Нет, брат, у меня бунтовать не советую... у меня... (Аркадий Павлыч шагнул
вперед, да, вероятно, вспомнил о моем присутствии, отвернулся и положил руки
в карманы.) Je vous demande bien pardon, mon cher,35 - сказал он с
принужденной улыбкой, значительно понизив голос. - C'est le mauvais cote de
la medaille...36 Ну, хорошо, хорошо, - продолжал он, не глядя на мужиков, -
я прикажу... хорошо, ступайте. (Мужики не поднимались.) Ну, да ведь я сказал
вам... хорошо. Ступайте же, я прикажу, говорят вам.
Аркадий Павлыч обернулся к ним спиной. "Вечно неудовольствия", -
проговорил он сквозь зубы и пошел большими шагами домой. Софрон отправился
вслед за ним. Земский выпучил глаза, словно куда-то очень далеко прыгнуть
собирался. Староста выпугнул уток из лужи. Просители постояли еще немного на
месте, посмотрели друг на друга и поплелись, не оглядываясь, восвояси.
Часа два спустя я уже был в Рябове и вместе с Анпадистом, знакомым мне
мужиком, собирался на охоту. До самого моего отъезда Пеночкин дулся на
Софрона. Заговорил я с Анпадистом о Шипиловских крестьянах, о г. Пеночкине,
спросил его, не знает ли он тамошнего бурмистра.
- Софрона-то Яковлича?.. вона!
- А что он за человек?
- Собака, а не человек: такой собаки до самого Курска не найдешь.
- А что?
- Да ведь Шипиловка только что числится за тем, как бишь его, за
Пенкиным-то; ведь не он ей владеет: Софрон владеет.
- Неужто?
- Как своим добром владеет. Крестьяне ему кругом должны; работают на
него словно батраки: кого с обозом посылает, кого куды... затормошил совсем.
- Земли у них, кажется, немного?
- Немного? Он у одних хлыновских восемьдесят десятин нанимает да у
наших сто двадцать; вот те и целых полтораста десятин. Да он не одной землей
промышляет: и лошадьми промышляет, и скотом, и дегтем, и маслом, и пенькой,
и чем-чем... Умен, больно умен, и богат же, бестия! Да вот чем плох -
дерется. Зверь - не человек; сказано: собака, пес, как есть пес.
- Да что ж они на него не жалуются?
- Экста! Барину-то что за нужда! Недоимок не бывает, так ему что? Да,
поди ты, - прибавил он после небольшого молчания, - пожалуйся. Нет, он
тебя... да, поди-ка... Нет уж, он тебя вот как, того..
Я вспомнил про Антипа и рассказал ему, что видел.
- Ну, - промолвил Анпадист, - заест он его теперь; заест человека
совсем. Староста теперь его забьет. Экой бесталанный, подумаешь, бедняга! И
за что терпит... На сходке с ним повздорил, с бурмистром-то, невтерпеж,
знать, пришлось... Велико дело! Вот он его, Антипа-то, клевать и начал.
Теперь доедет. Ведь он такой пес, собака, прости, Господи, мое прегрешенье,
знает, на кого налечь. Стариков-то, то побогаче да посемейнее, не трогает,
лысый черт, а тут вот и расходился! Ведь он Антиповых-то сыновей без очереди
в некруты отдал, мошенник беспардонный, пес, прости, Господи, мое
прегрешенье!
Мы отправились на охоту.
Зальцбрунн, в Силезии, июль, 1847г.