"Иван Сергеевич Тургенев. Записки охотника " - читать интересную книгу автора

расставаться с стариком. Вместе с Калинычем сел я в телегу. "Ну, прощай,
Хорь, будь здоров, - сказал я... - Прощай, Федя". - "Прощай, батюшка,
прощай, не забывай нас". Мы поехали; заря только что разгоралась. "Славная
погода завтра будет", - заметил я, глядя на светлое небо. "Нет, дождь
пойдет, - возразил мне Калиныч, - утки вон плещутся, да и трава больно
сильно пахнет". Мы въехали в кусты. Калиныч запел вполголоса, подпрыгивая на
облучке, и все глядел да глядел на зарю...
На другой день я покинул гостеприимный кров г-на Полутыкина.

Ермолай и мельничиха

Вечером мы с охотником Ермолаем отправились на "тягу"... Но, может
быть, не все мои читатели знают, что такое тяга. Слушайте же, господа.
За четверть часа до захождения солнца, весной, вы входите в рощу, с
ружьем, без собаки. Вы отыскиваете себе место где-нибудь подле опушки,
оглядываетесь, осматриваете пистон, перемигиваетесь с товарищем. Четверть
часа прошло. Солнце село, но в лесу еще светло; воздух чист и прозрачен;
птицы болтливо лепечут; молодая трава блестит веселым блеском изумруда... Вы
ждете. Внутренность леса постепенно темнеет; алый свет вечерней зари
медленно скользит по корням и стволам деревьев, поднимается все выше и выше,
переходит от нижних, почти еще голых, веток к неподвижным, засыпающим
верхушкам... Вот и самые верхушки потускнели; румяное небо синеет. Лесной
запах усиливается, слегка повеяло теплой сыростью; влетевший ветер около вас
замирает. Птицы засыпают - не все вдруг - по породам; вот затихли зяблики,
через несколько мгновений малиновки, за ними овсянки. В лесу все темней да
темней. Деревья сливаются в большие чернеющие массы; на синем небе робко
выступают первые звездочки. Все птицы спят. Горихвостки, маленькие дятлы
одни еще сонливо посвистывают... Вот и они умолкли. Еще раз прозвенел над
вами звонкий голос пеночки; где-то печально прокричала иволга, соловей
щелкнул в первый раз. Сердце ваше томится ожиданьем, и вдруг - но одни
охотники поймут меня, - вдруг в глубокой тишине раздается особого рода
карканье и шипенье, слышится мерный взмах проворных крыл, - и вальдшнеп,
красиво наклонив свой длинный нос, плавно вылетает из-за темной березы
навстречу вашему выстрелу.
Вот что значит "стоять на тяге".
Итак, мы с Ермолаем отправились на тягу; но извините, господа: я должен
вас сперва познакомить с Ермолаем.
Вообразите себе человека лет сорока пяти, высокого, худого, с длинным и
тонким носом, узким лбом, серыми глазками, взъерошенными волосами и широкими
насмешливыми губами. Этот человек ходил в зиму и лето в желтоватом нанковом
кафтане немецкого покроя, но подпоясывался кушаком; носил синие шаровары и
шапку со смушками, подаренную ему, в веселый час, разорившимся помещиком. К
кушаку привязывались два мешка, один спереди, искусно перекрученный на две
половины, для пороху и для дроби, другой сзади - для дичи; хлопки же Ермолай
доставал из собственной, по-видимому неистощимой, шапки. Он бы легко мог на
деньги, вырученные им за проданную дичь, купить себе патронташ и суму, но ни
разу даже не подумал о подобной покупке и продолжал заряжать свое ружье
по-прежнему, возбуждая изумление зрителей искусством, с каким он избегал
опасности просыпать или смешать дробь и порох. Ружье у него было
одноствольное, с кремнем, одаренное притом скверной привычкой жестоко