"Александр Тюрин. Тринадцать уколов" - читать интересную книгу авторавиллы Гасан-Мамедова обнаружились следы башмаков, куда более здоровых, чем
мои аккуратные тапочки. В общем, белобрысый следователь Илья Фалалеев и мог бы помариновать меня, но от афганских боев у него мозги, как выяснилось, не вылетели. В общем, он пораскинул ими и выставил меня на улицу. Сто пятьдесят тысяч. Мои и не мои. Счастье или горе? Не в силах ответствовать на сей вопрос, направил стопы к второму своему филантропу - Михаилу Петровичу Сухорукову. В отличие от скороспелки Гасан-Мамедова, этот товарищ с давних пор отдавал всего себя (и брал взамен у других) на высоких, хотя и закулисных постах. За что получал от довольной им советской родины благодарности в письменном виде, вымпелы, бюсты вождей, именные часы и шашки (те, что для кромсания врага и те, что для отдыха с друзьями). Все это наглядно присутствовало в его большой сталинской квартире дома стиля "ампир-вампир". Присутствовали и те подарки, которые он делал сам себе, умело пользуясь служебным положением: иконы, фарфор, серебро-Фаберже и такое прочее. Товарищ Сухоруков, отбарабанив свое на передовых рубежах, сохранил красивый революционный хохолок на голове, стал пенсионером и преподавателем капээсэсной истории в том самом вузе, где мне удалось поучиться. В моей голове даже сохранилась такая картинка - на экзамене, где я обречен на муки и пытки, личность нездешней наружности лопочет на советско-вьетнамском диалекте: "това-рися Ле-нин и това-рися Круп-ски вдва-ем меч-тали о проли-тарски лево-рюци", а товарищ Сухоруков только сладостно кивает и приговаривает: "Правильно, товарищ Фан Вам". Конечно же, преподавателю льстило, что слушать его лекции, оторвавшись от своих всего лишь от яичницы-глазуньи, поэтому товарищ Сухоруков ел меня поедом за какой-то седьмой съезд КПСС, который в моем мозгу скрестился с восьмым. Страничку из моей рукописи пенсионер-съездовед тоже прочитал. Кажется, эту: - Мне удалось засечь след "товарища", Уотсон. - Неужели, Холмс. Я не верю своим ушам. - Его видели в пивной, в Тилбери, в компании с местным профсоюзником. Он был опознан, потому что добавлял пиво в водку для получения так называемого "ерша". - Worsh (уорш)? Какое странное название и странные вкусы! Однако, если мы поторопимся, то успеем на четырехчасовой поезд. - Уотсон, Уотсон. В доброй старой Англии всеобщая стачка, первая, может быть, со времен Уильяма Нормандского. Ах да, чуть не забыл, тогда не было профсоюзов. Однако, мы сдвинемся с места. На автомобиле шведской фирмы "Вольво". Четыре цилиндра, двадцать четыре лошадиные силы, то есть примерно шесть носорожьих, скорость огибания пространства-времени до 60 миль в час. Холмс и Уотсон вышли на Бейкер-стрит, где мрачный забастовщик в кепке спросил их: - Почему я работаю, но ничего не имею? - Потому что вы, наверное, работаете над собой, - отразил Холмс. - Труд должен быть первейшей потребностью, - кинул прохожий. |
|
|