"Татьяна Туринская. Сволочь ты, Дронов!" - читать интересную книгу автора

раз вовремя и запела чистым грустным голосом:
- Зеленые листья лежат на снегу,
И в солнечном свете сияют...
Одинокая слезинка выкатилась из уголка глаза и устремилась к губе.
Алька ее даже не заметила. Она пела, как в последний раз. Не для него. Не
для зрителей. Для себя...

Если бы в ранней юности кто-нибудь сказал Альке, что станет она звездой
эстрады, что будет сиять белозубой улыбкой с обложек глянцевых журналов и
огромных постеров - расхохоталась бы задорно и весело, так, как умела
смеяться только Алька Рябинина. Вернее, так, как она умела смеяться раньше.
Потому что уже давным-давно разучилась хохотать по-настоящему, от души, всем
своим естеством. Очень давно. Очень рано. Так рано, что посторонний человек
и не поверит. Если уж кто-то и разучивается смеяться по-настоящему, так
разве что ближе к старости, от множества навалившихся на человека невзгод, а
то и откровенного горя. Рябинина же перестала смеяться в ранней молодости. А
может, это была еще последняя ступенька детства? Так или иначе, но
повзрослеть ей пришлось очень рано.
... Ей было всего пятнадцать. В тот день они с подружкой Жанной ходили
в кино. Естественно, на последний сеанс. Была поздняя весна, довольно
теплая, и даже вечером девчонки ехали легко одетые. Жанка по обыкновению
расфуфырилась, словно и не в кино собралась, а в какой-нибудь ночной клуб:
шикарный велюровый костюм, сережки с бриллиантовыми осколками, которыми
безумно гордилась, увесистая золотая цепочка. Конечно, папочка-таксист
таскал деньги в дом, как положено настоящему мужику. Правда, и дома его
никогда не было - постоянно за рулем, едва ли не круглосуточно. А если и не
за баранкой, так в собственном гараже предоставлял услуги по ремонту
автомобилей - золотые руки были у дяди Васи. Зато жена и единственная дочка
у него ходили, как лялечки. Алька же рядом с подругой выглядела гадким
утенком: мало того, что лицом - простушка простушкой, так еще и одета весьма
скромно: старенькие линялые джинсы да дешевые кроссовки. Одна радость -
Жанка поделилась излишками гардероба, видимо, чтобы самой не стыдно было
вышагивать рядом с такой скромницей, благодаря чему Алька чувствовала себя
едва ли не королевой в ее полупрозрачной японской блузке.
Когда ехали обратно в полупустом автобусе, Жанка, долго думая о чем-то,
вдруг повернулась к подруге и сказала:
- Знаешь, я сейчас вот что подумала. Ночь на дворе. Вот выйдем мы с
тобой из автобуса, а за углом нас ждут бандиты. Ну, с меня, естественно, в
первую очередь сережки снимут и цепочку. Костюм тоже заберут - такие шмотки
на дороге не валяются. А у меня ж под костюмом - ни фигушечки, один только
лифчик. Тебе-то хорошо, с тебя и снимать нечего. А я тогда у тебя заберу
свою блузку - она длинная, хоть немножко задницу прикроет. Так и добегу. А
тебе уж, извини, придется в одних джинсах топать. И в лифчике.
- Иди ты, пророчица! - фыркнула Алька. - Кому мы нужны? Кто там нас
ждать-то будет?!
Вышли на остановке и пошли вверх по улице. А вокруг - такая тишина,
такая благодать! Ни запоздалого прохожего, ни собаки какой затерявшейся.
Ночь, фонари над дорогой, да время от времени проскакивающие на полной
скорости автомобили. Жанкин дом был первым от остановки. Махнув рукой на
прощание, она свернула с тротуара во двор и скрылась в темноте. А Альке