"Александр Твардовский. Из утраченных записей " - читать интересную книгу автора

три-четыре снаряда танковой пушки - по числу окошек.
Слышно, как гремят раздельно, твердо и жестко выстрелы в упор.
В переулке наступает, как у нас говорят, полный порядок.

У моря

До самого берега проехать на машине было нельзя. Оставалось
каких-нибудь триста-четыреста метров, где не было ни дорог, ни объездов, ни
даже проторенных троп. Местность представляла собой нечто вроде огромного
двора, заваленного и захламленного всевозможным горелым и догоравшим ломом,
трупами людей и лошадей и вдобавок перепаханного фугасками. Черепичная
скорлупа битых крыш перемешалась с белой и синеватой землей, вывороченной из
пластов, покоившихся на глубине ниже уровня моря, моря, что уже блеснуло за
безобразными зубцами обрушенных стен и ломаным лесом мачт, труб и выше
пристани.
Дальше можно было пройти только пешком, как прошли здесь наши,
добираясь до немцев, стрелявших, по выражению одного бойца, из воды, стоя по
колено, по пояс в прибрежном мелководье. Надо было прыгать с камня на
камень, с брони всаженного в землю танка на гусеницу, расстелившуюся ровной
дорожкой еще на пять шагов к морю, с гусеницы на бревна засыпанного
блиндажа, по лошадиной туше, охваченной пламенем и уже затоптанной сапогами.
Наконец море у самых ног, море, окаймленное чуть видным леском
знаменитой косы, замыкающей залив. Жаль, что оно не во всю свою ширь видно
здесь.
Но все же море есть море. Голубое, близкое к цвету неба вдали и
желтовато-серое, будто мыльное, у самого берега, оно тихо и мягко, но с
присущей только морю скрытой силой и тяжестью поталкивает в каменную стену
мола.
Немецкая каска, залитая наполовину, покачивается на мели, то черпая
воду через край, то сплескивая ее через другой. Погромыхивают пустые гильзы
орудийных снарядов, перекатываемые волной.
Журчит своим порядком весенний ручей, нечистый, как будто крашенный
кирпичной пылью. Мокрое тряпье, рвань и неизменная плесень серого пуха,
намокшего и подсыхающего на солнце по всему берегу...
И все же море есть море, и его сырой и солоновато-мыльный, здоровый
запах перебивает, если близко стоять, тяжелые запахи всяческой гари и
разложения, столь знакомые всем на войне.
- А я, знаете, впервые его вижу, море, - признался с некоторым
смущением офицер, чьи бойцы первыми вышли на этот берег и теперь охраняют
его. - Все, знаете, как-то некогда было. То учеба, то работа, то служба, то
война... Вот уже сорок лет округляется, а моря не видел, какое оно.
И очень многие, особенно молодые наши воины, с этого моря начали свое
знакомство с тем, что составляет половину красы земной. У нас немало морей,
но так велика страна, что можно прожить долгую жизнь, совершить не одно
путешествие при современных средствах передвижения, прослыть заслуженно
бывалым человеком и при всем том не успеть посмотреть моря...
Правее маленького городка с гаванью, которая была последней для немцев,
припертых к воде, встретили мы на мысе Кальхольцер-Хакен троих наших бойцов,
только что вышедших из боя, потому что не с кем уже было воевать на этом
участке.