"Антон Твердов. Нет жизни никакой " - читать интересную книгу автора

на воображаемую полноту, наотрез отказывалась выходить из квартиры, тем не
менее не переставая тратить на вино и водку всю свою пенсию. Да и пенсии-то
ей не хватало, потому что взявшиеся снабжать маму спиртным местные
старушки-пропойцы - в прошлом уголовницы с пожизненным стажем - большую
часть денег оставляли себе. Все попытки мои уличить, а уж тем более
усовестить престарелых вороваек, ни к чему не приводили. Пенсия мамы
неизменно пропадала в бездонных недрах запущенной старушечьей квартиры...
Эти старушки вообще очень интересные личности были, они обе называли себя
бабушками моего старинного дружка Гоши Северного. Я о нем потом расскажу...
А старушки... Ты слушаешь, Г-гы-ы?
- Слушаю, - с явной неохотой отозвался полуцутик. - Хотя уже слышал это
двести раз.
- Так вот Степа еще не слышал. Степа, рассказать? Степан Михайлович не
посмел отказать в любезности и кивнул хохлатой головой. Никита, явно
соскучившийся по свежему слушателю, тут же стал рассказывать. И Степан
Михайлович слушал, с каждой секундой теряя интерес к повествованию и
погружаясь в собственные безрадостные мысли. А Никита, вовсе не замечая
этого, рассказывал, что одну бабушку звали Степанида Прокофьевна, а вторую -
просто Прокофьевна, потому что своего имени вторая бабушка, кажется, не
помнила вовсе. Бабушки Гоши Северного очень были похожи друг на друга, но
совершенно не похожи на Гошу. Степанида Прокофьевна представляла собой
крохотного сморщенного пупса, изумлявшего всех своей удивительной худобой
(налетевший как-то невесть откуда на тихий вообще-то город Саратов сильный
ураганный ветер застал Степаниду Прокофьевну сидящей на лавочке возле дома -
и так как ветер не менял своего направления, Степанида Прокофьевна, не имея
сил подняться, просидела приплюснутая к лавочке почти двое суток), а вторая
бабушка - просто Прокофьевна - выглядела как сильно усушенная копия
Степаниды Прокофьевны. Гоша в отличие от своих воспитательниц был мальчиком
крупным - до восьмого класса его частенько дразнили во дворе жирдяем, но
после восьмого класса охотников таким образом поразвлечься не нашлось: Гоша
как-то неожиданно вытянулся за лето и превратился в массивного верзилу,
ростом и размерами напоминавшего больше тридцатилетнего мужика. Бабушки,
заметив перемены в облике своего воспитанника, решили не баловать его
дальнейшим посещением общеобразовательных уроков, забрали из школы Гошины
документы и настоятельно посоветовали ему не трепать дурака по улицам, а
начать зарабатывать деньги...
- Тут не лишним было бы обмолвиться о том, что Гошины старушки
подразумевали под словом "заработок", - подняв вверх указательный палец,
интонационно выделил Никита. - За всю свою жизнь Степанида Прокофьевна и
просто Прокофьевна не проработали ни дня, зато успели отсидеть немалые годы
в различных исправительно-трудовых колониях по всей стране и очень гордились
тем, что суммарное количество лет, проведенных ими в неволе, на порядок
превышало по длительности человеческую жизнь средней продолжительности.
Ясно, что из зоны бабушки прихватили богатый жизненный опыт и сочный
тамошний лексикон - пичкали они и тем, и другим Гошу ежедневно, вперемежку с
дрянной гороховой кашей, концентрат которой старушки приобретали на чудом
выхлопотанные крохотные пенсии. Гоша лагерную науку вместе с кашей глотал,
не разжевывая, и уже ничему не удивлявшиеся соседи по дому привыкли видеть
его - гориллоподобного переростка - сидящим вместе со своими старушками на
лавочке и перекидывающимся с ними малопонятными репликами, складывающимися в