"Марк Твен. Три тысячи лет среди микробов" - читать интересную книгу автора

(продолжение)

Франклин, вы согласны с тем, что все сущее состоит из индивидов,
наделенных сознанием, к примеру, каждое растение? - спросил я.
- Согласен, - ответил он.
- И каждая молекула, составляющая это растение, - индивид и обладает
сознанием?
- Разумеется.
- И каждый атом, входящий в состав молекулы, - индивид и обладает
сознанием?
- Да.
- В таком случае, имеет ли растение в целом - дерево, например, чувства
и симпатии, присущие именно дереву?
- Конечно.
- Как они возникают?
- Из совокупности чувств и симпатий, которыми наделена каждая молекула,
составляющая дерево. Эти чувства и симпатии - душа дерева. Благодаря им
дерево чувствует себя деревом, а не камнем и не лошадью.
- А бывают ли чувства, общие и для камней, и для лошадей, и для
деревьев?
- Да, чувства, вызываемые действием кислорода, в большей или меньшей
степени свойственны всем трем. Если бы химические соединения, из которых
состоит камень, были бы такие же, как у дерева, и в тех же пропорциях,
камень не был бы камнем. Он был бы деревом.
- Я тоже так считаю. А теперь скажите - кислород входит в состав почти
всего живого, интересно, сообщает ли кислород организму какое-нибудь особое
чувство, которое ему не способна передать ни одна другая молекула?
- Разумеется. Кислород - это темперамент, единственный источник
темперамента. Там, где мало кислорода, темперамент дремлет, там, где его
больше, темперамент проявляется ярче, а там, где его еще больше, разгораются
страсти и с каждой добавкой - все сильнее. Если же кислород нагнетается и
нагнетается в пламя, распаляя темперамент, бушует пожар. Вы замечали, что
некоторые растения держатся очень спокойно и миролюбиво?
- Да, замечал.
- Это все потому, что в них мало кислорода. Бывают растения, в которых
кислорода много. Встречаются и такие, в которых кислорода больше, чем всего
прочего. И вот результат: у розы очень мягкий характер, у крапивы -
вспыльчивый, а у хрена - просто необузданный. Или взять бацилл. Некоторые из
них чересчур мягкосердечны; это из-за нехватки кислорода. Зато микробы
туберкулеза и тифа накачались кислородом по уши. Я и сам горяч, но, к чести
моей будет сказано, не веду себя, как эти разбойники, и даже будучи вне себя
от гнева, помню, что я джентльмен.
Любопытные мы создания! Порою я спрашиваю себя: найдется ли среди нас
хоть один, кому чужд самообман? Франклин верил в то, что говорил, он был
вполне чистосердечен. Однако всякий знает - стоит микробу желтой лихорадки
разгорячиться, он один заменит целую толпу разбойников. Франклин ждал, что я
признаю его за святого, и у меня хватило бы благоразумия это сделать, чтоб
он меня, чего доброго, не изувечил. Спорить с ним - значило лезть на рожон:
любое замечание могло, как искра, воспламенить его кислород.
- Скажите, Франклин, и океан тоже индивид, животное, живая особь? -