"Марк Твен. В Риме" - читать интересную книгу автора

боясь, что будем погребены заживо, запрягли лошадей и толкали фургон, пока в
восемь часов не миновали водораздел и не поняли, что спасены. Никаких жалоб.
Нам понадобилось пятнадцать дней трудов и лишений, чтобы преодолеть эти
двести миль, но судья так ни разу и не пожаловался. Нам начинало казаться,
что вывести его из себя невозможно. Мы построили гумбольдтовский домик. Его
строят так: в основании крутого склона делают ровную площадку, вбивают два
столба и кладут на них две перекладины. Затем от того места, где перекладины
упираются в склон, натягивают большой кусок парусины, который свисает до
земли, - это крыша и фасад особняка. Заднюю и боковые стены образует сырая
земля срезанного склона. Для устройства дымохода не требуется большого
труда - достаточно отвернуть уголок крыши. Как-то вечером Оливер сидел один
в этой унылой берлоге у костра, в котором потрескивала полынь, и писал
стихи. Он любил выкапывать из себя стихи или - если дело шло туго - вырывать
их динамитом. Он услышал, что возле крыши ходит какое-то животное; сверху
упал камень и несколько комьев грязи. Ему стало не по себе, и он то и дело
покрикивал: "Эй, пошел, пошел отсюда!" Потом он задремал, и тут в дом через
дымоход свалился мул! Горящие угли были разбросаны во все стороны, а Оливер
полетел кувырком. Дней через десять после этого он опять обрел уверенность в
себе и снова сел писать стихи. Снова он задремал, и снова через дымоход
свалился мул. На этот раз его сопровождала половина боковой стены. Стараясь
подняться на ноги, мул затоптал свечу, переломал почти всю кухонную утварь и
наделал много других бед. Столь внезапные пробуждения, вероятно, были
неприятны Оливеру, но он ни разу не пожаловался. Он переехал в особняк на
другом склоне ущелья, так как заметил, что мулы туда никогда не заглядывают.
Однажды вечером, около восьми часов, он пытался докончить свое
стихотворение, но тут в дом вкатился камень, затем через парусину
просунулось копыто, а затем часть коровы - задняя часть. В испуге он
отшатнулся и закричал: "Эй! Эге-гей! Убирайся отсюда!" Корова благородно
старалась удержаться, но постепенно теряла почву под ногами, грязь и пыль
сыпались вниз, и прежде чем Оливер успел отскочить, корова появилась вся
целиком и грохнулась прямо на стол, раздавив его в лепешку.
И тут - если не ошибаюсь, в первый раз в жизни - Оливер пожаловался. Он
сказал:
- Это уже становится однообразным!
Затем он подал в отставку и уехал из округа Гумбольдт. "Зарезан на
потеху римской черни", по моему мнению, уже становится однообразным.
В связи с этим мне хочется сказать несколько слов о Микеланджело
Буонаротти. Я всегда преклонялся перед могучим гением Микеланджело - перед
человеком, который был велик в поэзии, в живописи, в скульптуре, в
архитектуре - велик во всем, за что бы ни брался. Но я не хочу Микеланджело
на завтрак, на обед, на ужин и в промежутках между ними. Я иногда люблю
перемены. В Генуе все создано по его замыслу; в Милане все создано по его
замыслу или по замыслу его учеников; озеро Комо создано по его замыслу; в
Падуе, Вероне, Венеции, Болонье гиды только и твердят, что о Микеланджело.
Во Флоренции все без исключения расписано им и почти все создано по его
замыслу, а то немногое, что было создано не по его замыслу, он имел
обыкновение разглядывать, сидя на любимом камне, - и нам обязательно
показывали этот камень. В Пизе все было создано по его замыслу, кроме косой
дроболитной башни, - они бы и ее приписали ему, но только она очень уж
невертикальна. По его замыслу созданы мол в Ливорно и таможенные правила