"Юрий Тынянов. Пушкин. Лицей. (часть 2)" - читать интересную книгу автора

рассказала, что императрица удалила от сыновей всех товарищей, будто бы
чрезмерно их развлекавших. Так был удален маленький Бенкендорф, сын ее
приятельницы. Император не мог даже знать и следить за людьми, окружавшими
их; мать, как тигрица, охраняла своих тигрят. Единственный способ прервать
или ослабить эту связь - было перевести их из Гатчины, которой по детским
воспоминаниям он боялся, в свой дворец. Он уже и присмотрел для них
помещение. Новый флигель дворца, где жили ранее его сестры, пустовал.
Сестры выданы замуж и уехали. Должен был быть найден предлог, иначе мать
ни за что не согласилась бы. Тут произошло событие, о котором стали
говорить кругом и о котором он узнал: великий князь Николай, которому
исполнилось уже четырнадцать лет, искусал своего воспитателя Аделунга.
Аделунг преподавал ему мораль и латинский язык. Императору рассказали, что
великий князь, наскуча моралью, подошел к Аделунгу и, притворно к нему
ласкаясь, стал кусать учителя в плечо и больно наступать на ноги. Предлог
был найден - воспитание. Дикие нравы братьев были нетерпимы. Он сказал
вскользь Сперанскому о желательности нового, {особого} учебного заведения.



3

К приходу гостей министр оделся. Он любил и умел одеваться и смолоду
был щеголь. Дымчатый фрак, белые чулки; в моде он подражал англичанам.
Спустясь вниз, на женскую половину, он прошел в гостиную. Комната была
просторна, обставлена по стенам и вдоль окон цветами в горшках.
Здесь ничто не напоминало государственного человека. Цветущее чайное
деревцо стояло у окна; слабый запах его наполнял комнату. Бюро здесь
стояло закрытым уже два года, и в нем был заперт план большого
предприятия, о котором министр никому не говорил, решив вполне отдаться
ему, когда освободится от разных мелких дел. То был план романа,
философического и нравственного: "Отец семейства". Дела все прибывали, и
план ждал своего осуществления; это было сердечной его тайной и надеждой.
[183]
Втайне считал он себя созданным для деятельности литературной.
Первым пришел Илличевский. С ним министр сидел на одной скамье в
Александро-Невской семинарии. Недавно он вспомнил о старом товарище и
назначил его губернатором в Томск. Товарищ, вызванный из Полтавы, где
читал в семинарии риторику, пришел благодарить его.
Он был высок ростом, в плечах узок, волосом белес, лицом бледен, с
хитрыми оловянными глазками. Звали его в семинарии Свеча и по имени -
патер Дамианус. Министр не видел его пять лет.
Товарищ, видимо, робел, глазки его поблескивали.
- Отец премилосердый, - сказал он, окая, Сперанскому, хитро и смиренно
на него посматривая, взглядом спрашивая, как с ним держаться.
- Здравствуй, Дамиан, - ответил Сперанский, ответом показывая, что
семинарии не забыл и старых товарищей помнит. Оба были лучшими учениками в
семинарии; Илличевский считался первым в поэзии и риторике, а Сперанский -
в элоквенции и философии. Оба были соперниками по искусству обращения,
любезности, вкрадчивости, и обоих старый ректор называл "угри", ибо они,
"как угри, ускользают из рук".