"Юрий Тынянов. Пушкин. Юность. Часть 3." - читать интересную книгу автора

поручика, тоже с невзрачною фамилией, Струкова. Но она его {так} полюбила,
что ее скоро выдали замуж. Старый князь дал ей пышное, большое приданое,
она была богатая невеста. Выдали ее замуж хорошо, за человека умного,
тонкого и известного, друга ее отца. Он был вдовец и старше ее на
четырнадцать лет.
Она вдруг успокоилась, стала верною женою знаменитого мужа,
добродетельной матерью его детей, доброю мачехою его дочери.
Нет, она не была доброю мачехою. Как она росла без матери и без отца и
ее место было занято другими, ее братьями и сестрами - вот хотя бы
рыжеватым умным и смешливым Петром Вяземским, - так и теперь она нашла,
что место занято. Оно было занято первою женою, Лизанькой, которая так и
осталась в доме, - ее портрет висел над постелью падчерицы Сонюшки, и
Катерина Андреевна знала особый редкий вздох своего мужа: это он вздыхал о
ней. Она была спокойна и еще прекрасна. Впрочем, она хоть и была стройна,
но начинала тяжелеть. Плавная походка, внимательные,
ясные серые глаза, высокая грудь и эта начинающаяся тяжесть. Морщин еще не
было. Жизнь ее проходила хорошо. Она читала каждый день с мужем газеты.
Однажды она прочла о сумасшедшей храбрости поручика Струкова, который
отбивался в крепости от сильного отряда горцев сам-друг и был тяжело
ранен. В газете была статья о незаметных и отдаленных героях, как этот
армейский поручик, произведенный в полковники. Она прочла мужу все
иностранные известия и после этого заболела.
Петр Вяземский ее боялся как огня. Близким своим друзьям он тихо
говорил, что у нее характер ужасный. Она начала замечать, что посторонние
жалеют ее падчерицу. И в самом деле, ее попреки были ужасны, она это
знала. Она тоже жалела Соню - и делала жизнь падчерицы невозможной.
Жизнь Катерины Андреевны была полна: у нее была падчерица, семилетняя
дочь, двое сыновей. Она читала с утра корректуры с мужем. Все же она
вздыхала полною грудью, ровно и емко, когда он уезжал гулять на своем
сером иноходце. Она вовсе не сердилась на Пушкина за то, что он напугал
ее. Он был дичок, юнец, с отрывистым смехом и таким взглядом коричневых
небольших глаз, что она начинала смеяться, чтобы не рассердиться.
Все же ей был лестен этот взгляд - для этого отчаянного юнца словно не
существовало ее тридцати шести лет. Этот взгляд был гораздо ей милее, чем
белесоватый томный взгляд, которым всегда на нее смотрел император. Первым
ее движением при этом императорском взгляде было - тотчас отсюда уехать.
Но муж, но его труды, но издание, но дети... Она осталась, решив не
сдаваться.
Когда нужно было представиться императрице и ей уже привезли платье из
Петербурга, она вдруг занемогла и проплакала всю ночь. Назавтра же
император прислал справиться о здоровье. Принесли цветы. И когда ее с
мужем позвали на придворный бал и они теснились у дверей, император, к
великому смущению двора, встал и пригласил сесть ее на свое место. Ее,
натуральную дочь Вяземского. Она знала, что о ней шепчут и как ее
ненавидят. Комендант Царского Села Захаржевский бледнел от ненависти,
когда встречал ее. А он заведовал военной типографией, в которой будет
печататься труд ее мужа. Она решила не сдаваться.
И странное дело - она почувствовала: у нее был союзник. О, конечно, не
муж: он и не подозревал и был не в состоянии себе даже представить эти
опасности. Он, который так много писал обо всех царях и властелинах, о