"Юрий Тынянов. Пушкин. Юность. Часть 3." - читать интересную книгу автора

- Хлап! - сказал Каверин. Выпала червонная двойка.
Каверин проиграл и огорчился.
- Судьба твоя устроена, - сказал он Александру. - Красавица
склонилась. Ты счастье карте принести более не можешь.
Посапывая, пил он холодное шампанское - свое лекарство - и не пьянел.
Отдышавшись, он стал петь свою любимую скучную песню, которую всегда
певал, когда был в огорчении. Песня была жалобная:

Сижу в компаньи,
Никого не вижу,
Только вижу деву рыжу
И ту ненавижу.

Александр уже перенял ее от Каверина. При всех неудачах Каверин пел ее.
- Нет, не деву рыжу, - сказал вдруг Молоствов. - Это ты выдумал.
Только вижу одну жижу. Это мы на кашу еще в корпусе пели. А рыжая дева
сюда не идет.
Он был подозрителен. Его дразнили красоткою, действительно рыжею,
которая ездила к нему из города,
как говорили, {на постой}.
Каверин, по его мнению, метил на нее.
- Нет, деву рыжу. Ненавижу, - сказал Каверин и засмеялся.
- Скоро с вами прощусь, - сказал Молоствов. Все на него поглядели.
Молоствов, бледный, злой, говорил без улыбки и неохотно.
- Бегу.
- Куда? Подожди до дежурства, - сказал Сабуров.
Они шутили.
Каверин дымил трубкою.
Никто не смеялся.
Молоствов, понизив голос, хрипло сказал:
- Мне с вами не жить. Удаляюсь от приятных ваших мест. Перевожусь.
И, коротко взмахнув рукой, стал тихо рассказывать.
Гауптвахта, на которой он дежурил, выходила окном на царский кабинет.
Обыкновенно был на окнах занавес, но теперь его подняли. Окно
светилось. Молоствов видел, как ушел Голицын из кабинета. Царь сидел за
столом и читал. Вдруг он подошел к окну и стал смотреть.
Молоствов сказал:
- Взгляд недвижный, и любезности или улыбки на лице не было - как
смыло. Стоит и смотрит, не взмигнет. Потом подошел к столу, оперся кулаком
и сначала тихо, потом все громче и громче: "Благочестивейшего...
Александра Павловича..." и все до конца, и - аминь. Тут я понял, что мне
аминь. Думаю: нужно спать, крепко спать - не ему, а мне. И стал спать. Ну,
не спится. Пришел домой, и все не спится.
Все сидели молча.
- И вот теперь поеду по дорогам, может засну. А дежурствам моим -
аминь! Каверин сказал, бледнея:
- Это все Голицын. Это его песни.
Он посмотрел Пушкину в глаза, сжал руку:
- Ничего не вижу, ничего не слышу. Только вижу деву рыжу. И ту
не-на-ви-жу, - сказал он раздельно и помолчал. - Я тебя провожу.