"Юрий Тынянов. Пушкин и его современники" - читать интересную книгу автора

поэтики на фоне литературного взаимодействия Пушкина с Катениным не отражает
всего многообразия стилей великого поэта.
Кюхельбекер, его жизнь, творчество, отражения его облика и его поэзии в
сочинениях Пушкина рассматривались в нескольких историко-литературных
исследованиях Ю. Н. Тынянова. В работе "Архаисты и Пушкин" эти вопросы еще
не нашли такого всестороннего изучения и освещения, как в последующих
публикациях Тынянова. Кюхельбекер, как и Катенин, был новатором, с самого
начала он не пошел за господствующими литературными течениями. В продолжение
всей своей литературной деятельности Кюхельбекер пытается прививать "новые
формы"; каждое свое произведение он окружает теоретическим и
историко-литературным аппаратом. Так, своим "Ижорским" он хочет внести в
русскую литературу на новом материале форму средневековых мистерий; в Сибири
он пишет притчи силлабическим стихом, отказываясь от тонического. На
Кюхельбекера имел громадное влияние Грибоедов. В 1820-1821 гг. Кюхельбекер
открыто примыкает к "дружине" Шишкова, увлекаясь красотами библии и
библейскими образами. Литературным знаменем Кюхельбекера становится
Державин. Он - сторонник высокой лирики, особенно жанра оды. В статье "О
направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие"
("Мнемозина", 1824, ч. II) Кюхельбекер свои пародические характеристики
элегического стиля конкретизирует указаниями на Жуковского. Он резко
критикует язык карамзинистов, "небольшой, благопристойный, приторный,
искусственно тощий, приспособленный для немногих язык". Он стоит за
самобытность русской национальной поэзии. Для Кюхельбекера "романтизм"
синоним "народности".
Пушкин был глубоко задет статьей Кюхельбекера, тем более что сознание
необходимости перелома в лирике у него назревало еще раньше. Борясь за
свободу выбора тем против "высокого искусства", Пушкин отчетливо сознает
важность вопроса о сравнительной ценности жанров, но колеблется в его
решении.
Решительный ответ возродителю старой оды, другу своему Кюхельбекеру
Пушкин дает в "Оде его сиятельству графу Хвостову" (1825).
Ю. Н. Тынянов остроумно доказывает, что в этой оде дана пародия не
только на оды графа Хвостова, но и на одописцев вообще, "причем в список их
вошли не только представители старой оды, как Петров и Дмитриев, но и такой
современный поэт, как Кюхельбекер".
Любопытны наблюдения Тынянова над текстом пушкинской пародии, приведшие
его к выводу, что здесь есть совершенно явный намек на стихотворение Рылеева
"На смерть Байрона":

Давно от слез и крови взмокла Эллада средь святой борьбы;
Какою ж вновь бедой судьбы Грозят отчизне Фемистокла;

у Пушкина:

Где от крови земля промокла:
Перикла лавр, лавр Фемистокла...

Таким образом, "Ода графу Хвостову" явилась полемическим ответом
воскресителям оды, причем пародия на старинных одописцев явилась лишь рамкою
для полемической пародии на современного воскресителя старой оды