"Юрий Тынянов. Портреты и встречи (Воспоминания о Тынянoве) " - читать интересную книгу автора

на его голос, как на голос незнакомого человека.
Для того чтобы понять то, что вам говорят, надо знать, кто говорит и
что хотят вам сообщить. Иногда слушаешь начало разговора по телефону и слова
непонятны, но вдруг понимаешь, кто говорит, разговор попадает в систему
познания характера, в систему твоего отношения с говорящим, и все становится
понятным.
Кажущаяся бесцельность, безвыходность "Домика в Коломне" является
фактом освобождения от извне навязанного смыслового решения и в то же время
становится фактом перевода внимания на новые стороны действительности.
Парадоксальность сочетания трудной и торжественной формы октав с бытовым
описанием Коломны как бы подготовляет завтрашний день не комедии, а
трагедии, на арену которой выйдут новые герои.
Тынянов показывал целенаправленность искусства и присутствие истории в
самом строении произведения, этим утверждая вечность художественного
произведения.
Эта вечность не вечность покоя.
Для произведения нужен путь, как бы скат во времени, новое перемещение
событий.
Многопланность художественного произведения принципиально поднята
Тыняновым, это и сейчас не всегда понимают.
Сейчас производятся попытки создания математической теории стиха.
Математический анализ охватывает ход стиха, показывает отношение языка
данного поэта к литературной речи и к разговорной речи.
Но тут перед нами встают новые трудности.
Сам язык существует не в виде единой системы, а в виде взаимоотношения
нескольких систем - языковых построений.
У слова есть своя история, оно вызывает ассоциации с иными смысловыми
построениями и, переосмысливая их, уточняет высказывания.
Стиховая форма как бы многослойна и существует сразу в нескольких
временах.
В книге "Архаисты и новаторы" Тынянов выяснил один из случаев
взаимоотношения разных систем. Система Карамзина, Дмитриева, Жуковского не
была ошибочной системой, но она была не единственно возможной. Система
архаистов сама была не едина: архаизм в целом противостоял поэтике
"Арзамаса".
Но когда оказалось, что карамзинский стиль не выразил или не до конца
выразил эпоху 1812 года, архаические моменты возросли в своем значении.
Пушкин оказался синтезом двух систем.
У Пушкина те формы, которые существовали у архаистов или были приняты
от архаистов, играют новую роль.
Прошло время, когда слова "сей" и "оный" начисто отвергались. Сам
Карамзин начал "Историю Государства Российского" словом "сия".
Пушкин этим же словом начал "Историю пугачевского бунта"; она в
рукописи называлась "Историей Пугачева".
Применение выражения "сие" не к истории государства, а к истории
бунтовщика было знаком пересмотра отношений к народному движению.
"Сей Пугачев" - это уже Пугачев "Капитанской дочки". Пугачев правитель,
крестьянской справедливости царь.
В попытках отобразить действительность, то есть осознать ее, писатель
создает поэтическую модель действительности. Модель не вечна, потому что