"Мишель Уэльбек. Лансароте" - читать интересную книгу автора

единственный приятный момент - это завтрак. Я подходил к стойке три раза:
чорисо, яичница... зачем себе в чем-то отказывать? Так или иначе, раньше или
позже, но мне надо было идти в бассейн. Немки уже заняли себе места,
разложив на пластиковых стульях пляжные полотенца. За соседним столиком
какой-то усатый бритоголовый верзила пожирал холодное мясо. На нем были
кожаные брюки и футболка с надписью "Motorhead". С ним была женщина
совершенно непристойного вида, ее огромные силиконовые груди выпирали из
крохотного лифчика бикини; розовые латексные треугольнички прикрывали только
соски. По небу неслись облака. Как я понял чуть позже, облака постоянно
движутся над Лансароте в восточном направлении, но никогда не проливаются
дождем; на этом острове осадков практически не бывает. Все великие идеи,
какими прославилась западная цивилизация, будь то в Иудее или в Греции,
родились под неизменным, утомительно синим небом. А здесь было иначе; небо
все время напоминало о себе.
Салоны отеля "Бугенвиль Плайя" в этот ранний час были безлюдны. Я вышел
в сад и несколько минут прогуливался среди цветущих кустов - наверно, это
были бугенвиллеи, а может, и нет, мне, во всяком случае, было наплевать. В
клетке сидел попугай и смотрел на мир круглыми хищными глазами. Он был
громадный - впрочем, я слышал, что попугаи иногда доживают до семидесяти или
даже до восьмидесяти лет и растут всю жизнь; некоторые экземпляры достигают
метровой длины. К счастью, в это время их поражает инфекционная болезнь с
летальным исходом. Я прошел мимо клетки и углубился в обсаженную кустами
аллею, как вдруг услышал за спиной: "Ты дурак! Ты дурак!" Я обернулся: да,
это был попугай, теперь он верещал: "Дуррак! Дуррак!" без умолку, со
всевозрастающим возбуждением. Я ненавижу птиц, и обычно они платят мне тем
же; если, конечно, попугая можно назвать птицей. Как бы там ни было, он
сделал ошибку, попытавшись схитрить со мной; другим птицам я сворачивал шею
и за меньшее.
Аллея все извивалась среди цветущих кустов, пока не оборвалась у
короткой лестницы, ведущей на пляж. Какой-то турист из Скандинавии, с трудом
сохраняя равновесие на крупной гальке, медленно проделывал упражнения
китайской гимнастики "тай-ши-хуан". Вода была серого, в крайнем случае -
зеленого, но уж никак не синего цвета. Хотя остров принадлежал Испании, в
нем не было ничего средиземноморского: мне следовало признать это. Я прошел
метров сто вдоль кромки прибоя. Океан был прохладным и слегка волновался.
Потом я уселся на кучу гальки. Камешки были черные, явно вулканического
происхождения. Однако, в отличие от причудливых зубчатых скал Тиманфайи, они
были округлой формы. Я взял один: он был абсолютно гладкий на ощупь. За три
столетия эрозия сделала свое дело. Я улегся, размышляя о единоборстве
стихийных сил, которое столь наглядно проявляется на Лансароте: вулкан
создает, океан разрушает. Это были приятные размышления, без очевидной цели,
не стремившиеся ни к какому выводу; я предавался им минут двадцать.
Раньше я пребывал в убеждении, что отпуск за границей поможет мне
выучить язык страны; в сорок с лишним лет я еще не вполне утратил эту
иллюзию, а потому незадолго до отъезда обзавелся руководством по ускоренному
изучению испанского языка. Принцип ассоциативного метода Линквуда состоял в
том, что обучающийся должен наглядно представить себе некоторые ситуации;
эти ситуации описывались фразами, содержащими в себе французское слово и
фонетический эквивалент соответствующего испанского слова. Например, чтобы
выучить, что по-испански этажерка будет "эстанте", надо было выполнить