"Федор Григорьевич Углов. В плену иллюзий" - читать интересную книгу автора

Человек должен знать, что действие алкоголя на его организм таит в себе
много самых коварных и опасных неожиданностей. В то время как для одних даже
сильное опьянение может пройти, не дав видимых вредных последствий, для
других - одноразовое употребление алкоголя вызывает глубокие и
продолжительные психические и нервные расстройства. Повторный же прием
алкоголя в любых дозах и во всех без исключения случаях скажется
отрицательно прежде всего на высших центрах коры головного мозга.
Отец наш от темна до темна был на работе, а придя домой и немного
отдохнув, делал что-нибудь по хозяйству. Мама была все время занята: кормила
отца, нас, шестерых детей, ухаживала за коровой, всех обшивала, обстирывала.
Мы всегда ходили в чистой и отглаженной одежде. Можно только удивляться, как
мама успевала все это делать.
Мы тоже никогда не сидели без дела. Придя из школы и выучив уроки,
работали по дому и по двору. Надо было убрать снег, принести и наколоть
дров, несколько раз в день дать корове сено, вычистить двор, а главное,
навозить воды с реки как для семьи, так и для коровы. Корова нас кормила,
поэтому мы тщательно берегли ее, ухаживали за ней. В периоды, когда она не
доилась, мы бедовали.
В те давние годы, как я уже говорил, мы жили по гудку. Зимой отец ходил
по нему на работу и с работы, а летом мы с нетерпением ждали гудка парохода,
на котором отец работал помощником машиниста, а затем и машинистом. Гудок
этого парохода мы отличали от десятка других, и, заслышав его, все бросали и
бежали встречать отца. Дни, когда он оставался дома, были для нас
праздничными днями.
Обычно пароход уходил в дальние рейсы, сплавляя грузы в Якутск, на
Алдан или даже до Тикси. В короткие рейсы, например, до Усть-Кута, который
от Киренска отстоит на 360 километров, отец иногда брал с собой маму и
кого-нибудь из нас. Это было настоящей радостью. Я до сих пор не могу без
волнения находиться в машинном отделении парохода. Шум и запах машин сразу
же напоминают мне детство, когда я, забравшись к отцу в машинное отделение
во время его вахты, часами сидел в теплом, уютном уголке, наблюдая за
вертящимися механизмами и слушая их несмолкающий гул. Мне как-то пришлось
ехать с отцом на пароходе поздней осенью, когда уже пошла шуга (льдины,
плывущие по реке). Капитан торопился довести пароход до Киренского затона,
чтобы там стать на ремонт. Поэтому, несмотря на все усиливавшийся холод,
пароход, не останавливаясь, шел и шел вперед. Между тем мороз крепчал, и мы
в любой момент могли остановиться, столкнувшись вместо отдельных льдин с
полным ледоставом. К счастью, в тот раз мы все же успели дойти до Киренска и
завести пароход в затон.
Во время моих поездок с отцом на пароходе я любил, забравшись на
шканец, наблюдать за работой лоцманов. Искусство это наисложнейшее. Во время
весеннего ледохода фарватер меняется. Там, где была мель, становится
глубоко, а мель образовывается в других местах. На уже проверенных участках
реки устанавливаются белые и красные бакены. Но там, где это еще не сделано,
приходится идти, что называется, ощупью, избегая коварных речных сюрпризов.
Стоишь на шканце и смотришь, как энергично работает рулевым колесом
штурвальный, а на носу парохода матрос измеряет глубину реки. Время от
времени он выкрикивает данные о ее уровне, лоцман или капитан внимательно
прислушиваются к его голосу и отдают команды: "Девять! Десять! Двенадцать!
Средний вперед! Под табан! Полный вперед!" Опасность миновала, сложное место