"Виктория Угрюмова. Дом там, где ты (рассказ)" - читать интересную книгу автора

карельской березы заняло свое место под окном, занавешенном шторами
упоительного цвета "блю-рояль". В дальнем углу просторной залы
образовался огромный камин с мраморной каминной доской, на которой
добросовестно тикали серебряные швейцарские часы и стройно, как
солдатики, вытянулись два канделябра - тоже серебряные, тяжелые,
массивные, но очень изысканные. Трещали березовые поленья, и воздух
постепенно наполнялся тягучим ароматом смолы и бересты.
Все остальное убранство было под стать: и низкие уютные диванчики;
и, конечно же, баснословных денег кабинетный белый беккеровский
рояль; и резные дубовые двери, ведущие из гостиной в другие комнаты
этого просторного дома; и хрустальные жирандоли, тихо и радостно
звеневшие на легчайшем сквозняке, пробиравшемся из распахнутого
окна; и черного дерева инкрустированный сверкающий паркет, на
котором все еще возлежал несколько ошалевший от подобных перемен
Боболониус.
Яшмовая колонка - пьедестал, где внезапно очутился пенат Гораций
Фигул, появилась в ту самую секунду, когда раздался звонок в двери.
- Неужели это они? - прошептала Алиса Сигизмундовна.

***

Такого потрясающего дома Тэтэ и Димыч не видели ни разу в своей
жизни - ни наяву, ни во сне. Все им здесь было мило и по сердцу, все
радовало глаз и грело душу, все восхищало и изумляло. Все и с первой
же секунды.
Они только успели крепко поцеловаться и прошептать: "Я тебя люблю",
и "Я тебя тоже люблю", - прежде, чем надавить кнопку звонка.
Когда им открыл дверь высокий и стройный, абсолютно белый, как лунь,
человек, которого стариком и в мыслях называть было непозволительно,
у Тэтэ глаза широко раскрылись и сделались круглые и большие, как
голубые мячики - такие симпатичные, что хотелось что-нибудь этакое
отколоть, чтобы она так и продолжала удивляться. Хозяин дома был
одет по несуществующей ныне моде, и, надо заметить, что шелковая
рубаха с пышной белой пеной брабантских кружев на манжетах и
воротнике, и бархатная домашняя куртка густого вишневого цвета,
расшитая серебром, и бархатные же брюки со штрипками шли ему
чрезвычайно. У него оказались пронзительные ореховые глаза, точеный
нос с аристократической горбинкой и ослепительно-белые усы. Его
легко было представить себе в шляпе с перьями и со шпагой на боку,
но совершенно невозможно вообразить в троллейбусе либо в очереди за
пенсией. Хозяин улыбнулся, обнажив ровные и крепкие зубы:
- Прошу, прошу, проходите, молодые люди. Разрешите представиться,
я Себастьян Тарасович Бубырчик. Вы ведь, конечно, по объявлению?
- Ну, да, - смешался Димыч. Но тут же взял себя в руки, коротко
поклонился и отрекомендовался, - Дмитрий Сергеевич Иловайский. А это
моя супруга - Татьяна. Для друзей можно просто - Тэтэ.
- Очень приятно, очень приятно, - сказал Себастьян Тарасович,
приглашая их войти.
- Какая красота! - не удержалась Тэтэ.
- Вам нравится? - сощурил правый глаз Себастьен. - Что ж, это просто