"Виктория Угрюмова. Баллада о зонтике в клеточку" - читать интересную книгу автора

вода не была страшна, но неудобно, чтобы люди хлопотали зря и
переживали. И он скромно ютился рядом, заходя внутрь изредка,
погреться. Но в 1810 году было решено поставить вместо церкви ротонду.
Тут князя захлестнуло запоздалое возмущение: погиб-то он вовсе не
здесь, и исследователи могли бы отнестись к этому делу посерьезнее. За
тысячу лет дух Аскольда стал гораздо интеллигентнее: тому
способствовало общение со многими выдающимися личностями, пребывающими
как в материальном, так и в призрачном состоянии. Но буйная и
воинственная кровь предков изредка начинала кипеть и бушевать в
несуществующих жилах (кажется, гены преследуют человека и за пределами
его земной жизни). Поэтому Аскольд явился несколько раз тогдашнему
архитектору Меленскому в образе гневного призрака, добросовестно
угукая, завывая и стращая злыми карами (над списком кар всю
предшествующую ночь он трудился в компании с Перуном и Семарглом,
которые, как заслуженные языческие божества, были весьма сильны по
этой части). Но Андрей Иванович приписал сии кошмарные видения своим
расстроенным нервам да неправильному образу жизни - и перестал
употреблять спиртное. В остальном же протесты оказались бесполезными.
Будучи знатным питухом при жизни и не слишком убежденным
трезвенником после смерти, Аскольд посчитал этот результат - для
Меленского, конечно - слишком серьезной расплатой за ничтожную
провинность; устыдился - и, соотвественно, перестал являться в белом
саване и в компании небритых привидений с секирами и мечами. Таким
образом, ротонда была благополучно возведена, затем перестроена в
парковый павильон, а после - надстроена колоннадой. Словом, ад
кромешный, как любила говаривать одна знакомая киевская ведьма.
Ротонда вышла несколько неуютной, и Аскольд бывал здесь довольно
редко, невзирая на то, что господин Загоскин даже написал роман под
названием "Аскольдова могила", а затем появилась и одноименная опера.
Правда, впоследствии нашлись среди людей такие, кто захотел составить
ему компанию; и первым оказался славный декабрист Бестужев-Рюмин.
Позднее к ним присоединился сам Соловцов и милый профессор Меринг.
Другое дело, что в став призраками, он не так тепло относились к месту
своего последнего упокоения, как при жизни. Видимо, живым Аскольдова
могила нравилась больше: навевала романтические мысли. Оно и понятно,
потому что после прогулки человек обычно отправляется домой, а бедному
призраку куда податься? Между прочим, на Петровских аллеях большие
сквозняки, и призрак Соловцова, часто навещавший свой любимый театр,
как-то неприлично расчихался за кулисами прямо во время выступления.
Потом рвал на себе... ну, пытался рвать волосы.
Что касется сквозняков, то многие привидения были закалены
гораздо лучше Соловцова - тот же князь Аскольд. Или Куприн.
Александр Иванович боготворил Днепровские склоны, и еще при жизни
сделался практически невосприимчив к дующим с древней реки не менее
древним ветрам. Аскольд любил слушать его, потому что рассказывал
Куприн обо всем на свете ярко, образно и со вкусом. И то, о чем он
рассказывал, выходило гораздо лучше, интереснее и добрее, чем бывало
на самом деле. Так, в цирк варяги ходили редко, особенно в последнее
время. А вместо представлений отправлялись послушать Куприна, который
разворачивал перед ними воистину феерическую картину. Да и то - княжьи