"Владимир Угрюмов. Рожденные перестройкой " - читать интересную книгу автора

жестом.
- Гони его в шею. Это вообще какой-то маньяк! - слышу я голос Анны. -
Он мне на квартире у бабушки пытался досаждать! Если будет придумывать
всякую чушь, сдай его в милицию, своему другу Геращенко. Пусть он
разберется, что это за тип.
Теперь мне все окончательно понятно. Девчонка аферистка еще та, но
прикрывается своим папой. Кинула она меня на "бабки" красиво, ничего тут не
скажешь. Но очень уж нагло себя ведет. Что ж, я найду время и место, чтобы
отблагодарить курочку хорошим бульоном...
- Я все понял, Анна, - спокойно говорю ей. - Вся беда твоя в том, что
ты не знаешь, кого кинула на пятьдесят восемь штук. Ладно, Аннушка, погуляй
на них смело. Придет время, и я выставлю тебе счет.
Возвращаю трубку ее папику и, ни слова не говоря, выхожу из кабинета. У
меня осталось рублей семьсот. Что ж, можно сказать, что я еще довольно
обеспеченный человек по нынешним временам.
Заезжаю за своей сумкой в общагу и рулю на вокзал. Не стоит теперь
светиться в городе. Анна наверняка напоет своему всесильному папику, что я
ей буду мстить, а значит, очень для них опасен. Отец ее слышал мои слова и,
думаю, ей поверит. Отсюда только один вариант: если я не уберусь из города
на некоторое время, то меня опять за что-нибудь посадят, а мне это сейчас не
улыбается. Беру билет и вечером сажусь на поезд Красноярск-Абакан. Говорят,
в Хакасии уже гораздо теплее, и я хочу сам убедиться в этом.
Ночной плацкартный вагон в местном сибирском поезде - это, я вам скажу,
картина.
Пьянка в вагоне идет повальная. У меня еще ничего. Со мной едут старик
с бабкой и молодой парень, скорее всего пэтэушник, если судить по его ушам и
дебильной веснушчатой роже. Они почему-то не пьют. Я переоделся в спортивный
костюм и лежу на верхней полке, читаю какую-то толстую книгу без начала и
конца, которую тут и нашел. Обложка у нее отсутствует, и распознать название
или автора вообще невозможно. Да, собственно, и не нужно. Книга - дерьмо,
производственный роман времен великих совдеповских строек. Все в нем
правильно, и слишком все это выглядит тоскливо. Герои не говорят, а
митингуют и даже изрекают коммунистические истины в постели с женой. Трудно
в таком случае понять, как у них вообще дети рождались? В подобных книжках
даже плотники и закоренелые пьянчуги не ругаются, а проговаривают
неправильные мысли правильным языком. Верно кто-то сказал, что русский язык
без мата - это доклад.
- Слышь, мужик! - тянут меня за ногу.
Как раз в тот момент, когда директор огромной стройки союзного значения
зачитывает работягам одну из своих очередных гениальных речей, которая
должна подвигнуть баранов коммунистического труда на новые подвиги во имя
социализма.
Смотрю, кто меня тревожит. Вижу двоих парней в третьей стадии
опьянения. То бишь недолго и до зверств.
- Тебе чего? - интересуюсь я вяло.
- Давай скинемся! Нам червонца не хватает. По десятке на троих, -
улыбается пацан. Ему лет двадцать пять.
Секунду думаю, а затем соглашаюсь. Почему бы и не вмазать, раз нет
охоты читать про рухнувший социализм.
- Лады, - я спрыгиваю с полки.