"Мамзель д'Артаньян. Успение святой Иоланды [D + O]" - читать интересную книгу автора

своих благочестивых ножен,- с таким ножом, пожалуй, и женщина могла бы
управиться.
Приложила конец кинжала сперва к ключице, потом к руке, и наконец, к
ступне покойницы. И каждый раз ширина лезвия точно совпадала с величиной
раны. "Иоланду убили этим ножом, и этим же ножом наградили ее стигматами,
- или я вчера на свет родилась!"
...Пробравшись в свою келью, Маргарита ящерицей юркнула в постель. о
сон не шел к ней. Она снова и снова перебирала в памяти все увиденное и
услышанное за день, пытаясь составить из разноцветных осколков единое
целое.
"Так, начнем сначала. Когда я пришла - а это было после полунощницы и
незадолго до хвалитных, Иоланда уже остыла, - ведь я же трогала ее руку!
Значит, убили ее, судя по всему, около полуночи. Убили ее не перед носом у
Христа, это ясно. А где?
Выясним. Прежде чем выставить напоказ, ее обмыли и переодели.
Где все это делалось? Естественно, не перед алтарем. Однако и не в
покойницкой: с такой раной бедняжка должна была просто выкупаться в
собственной крови, и ясно, как день, что понадобилась уйма воды, чтобы
смыть эту кровь начисто. Уйма воды, которая, естественно, лилась бы на
пол, и которую надо было бы вытирать. А между тем, что-то не заметно было,
чтобы в покойницкой недавно убирались! Где же тогда? Либо на месте
убийства, либо поблизости:
легче принести куда надо воду и тряпки, чем таскать туда-сюда мертвеца.
Платье на Иоланде было чересчур короткое, а рубашка из-под него
торчала. Значит, все делалось наспех, да к тому же без ведома Ефразии, -
неужто бы она ради такого дела не подыскала им чтонибудь более подходящее?
аспех... почему? Разве нельзя было подождать до утра... до хвалитных... и
как следует отрепетировать комедию? Выходит, нельзя было. Выходит, они
торопились прокукарекать про успение-вознесение... пока кто-нибудь шустрый
не кукарекнул про мокрое дело!
у да, конечно: поднять всех чуть ли не среди ночи, оглушить воплями о
чуде, показать это чудо в церкви, в полумраке, так что ни черта лысого не
разглядишь толком... а девять десятых здешних бабенок - гусыни, которые
при виде покойника со страху в штаны кладут... зато сразу подхватят любой
вздор, лишь бы там упоминалось милосердие Божие... а кто не поверит - тот
нехристь и гугенот! Постой-ка! Если они так торопились, значит... значит,
малютка у них лежала в таком неудобном месте, откуда извлечь ее утром
нечего было и думать! Потому как быть там благородной девице не положено -
ни живой, ни мертвой. То есть, с фарсом про обретение святых мощей актеров
тухлыми яйцами закидали бы. А таких неудобных мест тут... Черт, да целая
куча, начиная с колокольни и кончая скотным двором.
Аббатиса притворялась, будто ничего не знает, еще и шипела, почему,
мол, ее не известили. А между тем, матушка сразу, только увидела бедняжку,
сказала "Иоланда!" Хотя я не разглядела, кто лежит, пока совсем близко не
подошла. Да и розы... недаром у мамзель Гонории все руки исцарапаны! Она
рвала розы, именно рвала, ломала, а не срезала ножницами - стебли были
измочалены, как малярные кисти, я заметила! А что, трудно было сходить к
Жерому за ножом? Выходит, боязно было, да и некогда. А ведь перед этим она
еще и стиркой занималась... стирала одна что-то большое, тяжелое, из
толстой ткани... иначе бы не стерла руки до мозолей. Стирала долго,