"Мигель де Унамуно. Туман " - читать интересную книгу автора

Переса и его мир, - это не туман. Это и есть руман, легенда, история, это и
есть жизнь вечная.
Саламанка, февраль 1935 года


I

Выходя из дверей своего дома, Аугусто протянул правую руку ладонью
вниз, возвел глаза к небу и застыл на мгновение в этой позе величественной
статуи. Нет, он не принимал во владение внешний мир, а просто проверял, идет
ли дождь. Ощутив холодные моросящие капли на тыльной стороне ладони, Аугусто
нахмурил брови. Нет, его не дождь беспокоил, а то, что придется раскрывать
зонтик. Такой изящный, стройный, аккуратно уложенный в чехол! Сложенный
зонтик столь же изящен, сколь безобразен раскрытый!
"Какое несчастье, что приходится пользоваться вещами, - думал
Аугусто, - и употреблять их. Употребление портит, уничтожает любую красоту.
Самое благородное назначение предметов - быть объектами созерцания. Как
красив апельсин, пока его не съели! Перемена наступит лишь на небесах, когда
все наши дела сведутся - или, точнее говоря, возвысятся - к одному только
созерцанию Бога и всего мира в нем. Здесь, в нашей убогой жизни, мы думаем
лишь о том, как бы воспользоваться Богом; мы хотели бы раскрывать его, как
зонтик, чтобы он уберег нас от всяческих бед".
Сказав себе это, Аугусто наклонился подвернуть брюки. Наконец раскрыл
зонтик и на миг задержался в раздумье: "А теперь куда? Направо или налево?"
Дело в том, что Аугусто был в этой жизни не путником, но гуляющим. "Подожду,
пока не пройдет какая-нибудь собака, - сказал он себе, - и пойду в том же
направлении",
В эту минуту по улице прошла не собака, а изящно одетая девушка, и за
нею, притягиваемый ее глазами, как магнитом, пошел безотчетно Аугусто.
Так он прошел одну улицу, вторую, третью.
"Интересно, что делает этот мальчишка? - говорил себе Аугусто, который
скорее не думал, а беседовал с самим собой. - Тот, что лежит ничком на
земле. Наверняка рассматривает муравья! Муравей! Ха, одна из самых
лицемерных тварей! Ничего не делает, только прогуливается, а мы думаем,
будто он трудится. Совсем как вон тот лоботряс, что мчится как угорелый,
толкает локтями всех встречных. Бьюсь об заклад, делать ему нечего. Да что
ему, собственно, делать? Он лентяй, такой же лентяй, как... Нет, я не
лентяй! Воображение мое работает неустанно. Лентяи - они, те, кто говорит,
что трудится, а на самом деле оглушает себя и душит мысль. Вон тот, к
примеру, урод шоколадник - ишь примостился у самой витрины да орудует
пестиком, чтобы его видели! - этот эксгибиционист труда. Разве он не лентяй?
Но что нам за дело, трудится он или нет? Труд! Труд! Лицемерие! Кто
трудится, так это вон тот несчастный паралитик, что еле волочит ноги, вот
это труд... Но я-то почем знаю? Прости, братец! - это он сказал вслух. -
Братец? Братья в чем? Во параличе! Говорят, все мы дети Адама. И этот
Хоакинито тоже сын Адама? Прощай, Хоакин! Ну вот, уже и автомобиль мчится,
пыль да грохот! Ну, какой смысл в том, чтобы поглощать расстояния? Мания
путешествий порождается топофобией (Боязнью пространства (греч.).), а не
филотопией (Любовью к пространству (греч.).), заядлый путешественник убегает
оттуда, где был, а не стремится туда, куда прибывает. Путешествия...