"Мигель де Унамуно. Простодушный дон Рафаэль, охотник и игрок" - читать интересную книгу автора

- Он прекрасен как солнце, сеньора Рохелия. Да и с кормилицей, мне
кажется, нам повезло.
- Как бы она не принялась за старое...
- Об этом уж я позабочусь. Это было бы изменой, вероломством: она
должна быть с ребенком. Но нет, нет; этот парень, что ее обманул, уже ей
опостылел: ведь он бездельник, первостатейная бестия.
- Не очень-то верьте... Не очень-то верьте...
- Я собираюсь оплатить ему проезд в Америку. А ее нужно пожалеть, она -
бедняжка...
- До первого случая...
- Я говорю, что не допущу этого!
- Ну, если она захочет...
- А-а, что касается этого, то да! Видите ли, если сказать вам правду,
правда заключается в том, что...
- Да я догадываюсь.
- Но прежде всего я забочусь о сыне!
Эмилия вовсе не была дурочкой, и удивительное простодушие этого старого
холостяка, который, казалось, живет в каком-то полусне, поражало ее. Она
сразу же привязалась к младенцу, точно была его родной матерью. Приемный
отец и та, что действительно вскормила ребенка своим молоком, проводили
долгие часы у колыбели, любуясь спящим ребенком, тем, как он во сне улыбался
и чмокал губами.
- Вот оно, что такое человек! - говорил дон Рафаэль.
И взгляды их встречались. Случалось, что дон Рафаэль подходил
поцеловать младенца, когда Эмилия держала его на руках. Дон Рафаэль
наклонялся, и его щека почти касалась щеки кормилицы, а черные ее локоны
задевали его лоб, Иногда он созерцал одну из ее белых грудей-близнецов,
набухших щедрыми соками жизни, видел голубые жилки, змеившиеся под
прозрачной кожей. Поддерживая грудь расставленными веретенообразными
пальцами - указательным и средним, она склонялась с голубиной кротостью над
ребенком. И снова у отца возникало желание поцеловать сына, а когда его лоб
касался груди, он чувствовал ее тепло и трепет.
- Ах, как мне жалко, солнышко мое, что я скоро тебя покину! -
восклицала Эмилия, прижимая мальчика к груди, словно он мог понять ее.
Дон Рафаэль молчал.
Часто кормилица, укачивая ребенка, пела ему ту древнюю и монотонную, ту
сладостную песню, которую матери передают одна другой от сердца к сердцу и
все же всегда создают заново, сочиняя каждая свою, вечно новую и все ту же,
единственную как солнце. Дон Рафаэль слушал песню, и она была для него
словно отзвук далекого, почти забытого детства. Качалась колыбель, и, вторя
ритму этого движения, билось сердце отца.
И смешивалась эта песня

Если будешь мало спать...

с шепотом скрытых родников его сердца,

Бука к вам придет опять...

которое все еще спало.