"Эйвинд Юнсон. Прибой и берега " - читать интересную книгу автора

- Неужто тебе здесь так плохо, пупсик?
- Не хочу об этом говорить, - отвечал он довольно любезно.
- Неужто ты вспоминаешь о ней, о своей жене, об этой ослице?
- На такие темы я не говорю, - отвечал он.
- Знаю, ты вспоминаешь о своем мальчишке. День и ночь вспоминаешь о
нем, в моей постели, в моих объятьях, все время вспоминаешь о них обоих.
Думаешь, я не понимаю? Не такая я дура. Вечно, непрестанно думаешь о них!
И начинала нюнить.
Тогда у него появлялась над нею некоторая власть, а с нею прибывала
мужская сила. И что потом? А то, что с приливом силы росло желание, и мысль
порой устремляла это желание к той, к далекой, оставшейся на родном острове,
но желание было такое сильное, что утолить его надо было сейчас же,
немедленно, а кто его утолял? Эта, здешняя, и делала это с готовностью, и в
готовности ее, в недолгом ее подчинении таилась своя прелесть, и чары ее
аромата и ее готовности сокрушали его мужскую волю, хотя мужская сила его
росла, сокрушали его внутреннюю свободу, которой он должен воспользоваться,
когда... Когда же? Когда-нибудь, в час подведения итогов.
Странно, рассуждал он сам с собой, когда соки любви в нем иссякали и
даже мысль становилась вялой. Именно тогда, когда я чувствую себя в расцвете
мужской силы, я теряю свою свободу. Свободу ли? Ну ладно, пусть перестаю
быть мыслящим человеком... Я сейчас в критическом возрасте, рассуждал он,
как человек, познавший самого себя. Будь я молод, на заре жизни, она
подчинила бы меня себе полностью, но ненадолго, не на семь или восемь лет, а
только до той поры, покуда я не понял бы, по-настоящему не понял бы, что она
гораздо меня старше. Меня тянуло бы к ней, но в конце концов я нашел бы для
своей утехи женщин помоложе, может быть, рабынь, а может, служанок с
Укромного Островка или с других островов, а может, девушек с гор. Вот именно
для утехи. Чтобы утолить похоть. Моя мужская сила, юная мужская сила,
освободила бы меня от нее. Будь я стар, она притягивала бы меня тем, что она
гораздо меня моложе, и я ценил бы ее искусство в любовной игре, ценил бы
чисто теоретически, потому что долгий опыт и скудость мышечного, плотского
желания часто и надолго освобождали бы меня от ее власти. Может статься. А
теперь тело мое знает, что никто не доставит ему таких утех, даже... Нет, не
хочу так думать. Но она - совершенство. Вот точное слово. Она - дока в
любовной игре, и, глядя на нее, я думаю: она дока. Вот они, путы опыта,
приходящего к мужчине средних лет. Смесь плоти и духа взяла меня в плен.
Так он сам для себя оценивал положение дел. "Антропос <Греческое слово
"человек" у Гомера употребляется почти исключительно как антоним слова
"бог".> - таково мое новое имя, - устало шептал он по ночам. - Проклятый
Антропос". Вот способ уйти от моего настоящего имени, лукаво думал он сразу
после. Не называя своего истинного имени, я, может быть, перестану
чувствовать, как нить, связывающая меня с ним, перетирает нить, связывающую
меня с ней. С точки зрения физиологии все определяется желанием и
насыщением, психологически же я являю собой лоскутный коврик, сшитый из
обрезков самых разных шкур и кож: льва и дракона, овцы и теленка, свиньи и
человека. Собственно говоря, сегодня меня зовут Ничто, но ты, Верховный
владыка, ты, Царящий на далекой горе, Метатель молний, Отец людей и
Бессмертных, - ты должен наконец мне помочь, Зевс! Мне не выдержать бега
времени!