"Хью Уолпол. Над темной площадью" - читать интересную книгу автора

упорно ее избегал. Все считали, что я ее недолюбливал. Так же думали Карден,
Осмунд и сама Хелен. Полагаю, именно это их общее заблуждение и вызвало у
нее интерес к моей особе - но только поначалу. Она не была счастлива (хотя
тогда я об этом и понятия не имел), наоборот, ее мучили тревоги, ей было
плохо, все ранило ей душу. И чем лучше она узнавала Осмунда, тем острее
терзалась предчувствиями.
Даже мне за те несколько недель стало очевидно, что это был человек со
странностями. Безумием это не назовешь, ни тогда, ни потом. Не ждите с моей
стороны никаких попыток психоанализа. В данный момент я более сосредоточен
на передаче фактов. Но, по крайней мере, с самого начала я понимал, что
Осмунду было, так сказать, тесно в собственной телесной оболочке, и не
столько в физическом смысле, сколько в духовном. Его дух рвался наружу, не в
силах совладать с собой. В нем была, наверное с колыбели, какая-то
несовместимость с жизнью. Даже то, что он читал в газетах - обыкновенные
житейские мелочи, сущие пустяки, - приводило его в совершенное неистовство.
Ему сразу хотелось до кого-то "добраться", кому-то "показать", кого-то
"проучить", "вывести на чистую воду" или, наоборот, похвалить, утешить,
подбодрить. Он не выносил несправедливости, жестокости, алчности. Эти пороки
преисполняли его душу такой жгучей ненавистью, какой я не встречал ни в
одном человеке. Но сам он в этом своем благородном негодовании бывал так же
несправедлив, жесток, но - не алчен. Алчным он не был никогда.
Думаю, Осмунд жил в убеждении, что была бы дана ему беспредельная
власть, чтобы он своей десницей мог вершить суд над людьми, то быстро бы
навел порядок в мире. Одних он - пачками - карал бы, других бы вознаграждал,
и в конце концов всюду восторжествовала бы справедливость. А ведь он вовсе
не был честолюбивым человеком, более того, он не слишком верил в свои
собственные силы. Мне кажется, его выводило из себя сознание бесплодности
благородных помыслов и непонимание жизни.
Теперь рядом с Осмундом и Хелен стоял Пенджли. Еще ничего не произошло,
а я уже ощущал, что Пенджли успел проникнуть в нашу жизнь. Объяснить, как
это у него получалось, что, куда бы мы ни шли, он всегда вырастал перед нами
словно из-под земли, я не в состоянии. Обычно на нем был потертый серый
прорезиненный плащ, в полах которого он путался своими костлявыми ногами, и
криво нахлобученный на голову котелок, который был ему чересчур велик и
отменно грязен. Кроме того, он всегда ходил с тросточкой, набалдашником
которой любил постукивать себя по передним зубам, - такая у него была
привычка.
Мы не имели с ним ничего общего, но тем не менее он всегда вился
поблизости от нас, неожиданно появляясь из-за угла. Обычно в таких случаях
он ухмылялся, дотрагивался пальцами до своего котелка и, поглядев на нас с
таким видом, будто хотел сообщить нам нечто очень важное, ссутулившись,
ковылял своей дорогой.
Помнится, я сказал Осмунду, что меня удивляет, как Чарли Буллер мог
завести такого приятеля, ведь, кажется, Буллер вполне приличный малый.
- Нет, Чарли с ним не дружит, - ответил Осмунд. - Пенджли - приятель
Хенча.
А что такое Хенч? И вообще, чем он здесь занимается? По всей
вероятности, ничем. Околачивается вокруг без дела, как Буллер и Пенджли,
наподобие надутого шара, который так и хочется проткнуть, чтобы зря не
мотался. Комическая фигура с кротким, маленьким - с кулачок! - личиком над