"Джон Апдайк. Давай поженимся" - читать интересную книгу автора

бутылку, чтобы Джерри не выскочил из нее.

***

Нечесаная, в развевающемся банном халате, Салли вышла из дома и
громко крикнула, повернувшись к кромке рощицы: "Ма-аль-чики! На пля-аж!"
В рощице, отделявшей дома соседей друг от друга, густо пахло летом -
то был не обычный для Коннектикута запах прореженного кустарника и травы,
а насыщенный теплый аромат спрессованной листвы и гниющей древесины; вот
так же пахло, когда она девчонкой приезжала на летние каникулы из Сиэтла в
Каскады. Она поднялась наверх переодеться, и легкая свежесть папоротника,
вызывавшая ностальгию, проникла в окно спальни, сливаясь с резким, слегка
порочным запахом соли, которым отдавал ее купальный костюм. Салли скрутила
волосы в пучок и заколола шпильками. Одна, у себя в ванной, она вызвала к
жизни образ Джерри - его глаза смотрели на нее из воздуха. Прежде, чем
предаться любви, он всегда вытаскивал из ее волос шпильки, и, совершая
ежедневный туалет, она как бы склонялась перед ним, разделяя его бережную
любовь к ее телу.
Она приготовила термос лимонада, побранила мальчиков, велела им
быстрее надевать плавки и усадила всех в машину. "Сааб" в последнее время
неохотно заводился, поэтому она парковала его носом к спуску и, используя
инерцию движения, включала мотор. Когда Салли докатила вниз, на дороге
показалась Джози, усердно толкавшая колясочку с Теодорой, в ногах которой
стоял пакет с покупками; они встретились на самой крутизне, где Салли
обычно отпускала сцепление. Женщины успели лишь обменяться испуганными
взглядами: как раз в этот момент зажиганье дало искру, и мотор рывком
заработал. Салли показалось, что Джози хотела о чем-то ее спросить -
что-нибудь насчет кормления или сна Теодоры, но Джози знала все это не
хуже нее - даже лучше, потому что была менее рассеянная, не молодая и уже
оставившая любовь позади.
Под умиротворяющим июньским солнцем Саунд расстилался гладкой
равниной, излучавшей приказ: "Не езди". Салли повела Питера и Бобби в
дальний конец пляжа. Ей показалось, что в группке матерей на другом конце
она заметила Руфь, а Бобби как раз сказал:
- Я хочу поиграть с Чарли Конантом.
- Вот устроимся, тогда пойдешь и разыщешь его, - сказала Салли. И
вдруг обнаружила, что снова плачет: почувствовала, как щеки стали
влажными. Не езди. Все было за это - песчинки, хор танцующих искр на воде,
настороженные взгляды сыновей, отдаленные всплески и крики, заполнившие ее
слух, словно мягкий стук сказочной швейной машинки, когда она легла и
закрыла глаза. Не езди, ты не можешь уехать, ты здесь. Это единодушие всех
и вся было просто поразительным. Он не хотел, чтобы она ехала к нему, он
считал, что ночь с ней - это ничто, он заявил, что она устраивает себе
Голгофу, он сказал, что так, как было в первый раз, уже не будет. Она
обозлилась на него. Под безжалостными лучами солнца ей стало трудно
дышать; что-то жесткое царапнуло кожу на ее обнаженном животе, и она
открыла глаза, еле сдержав крик. Питер принес клешню краба, высохшую и
пахучую. "Не уезжай, мамочка", - молил он, поднеся к самым ее глазам свой
хрупкий мертвый дар. Должно быть, все-таки это ей послышалось.
- Какая прелесть, солнышко. Только не бери в ротик. А теперь беги,